Олег Чувакин - Мёртвый хватает живого

«Вот-вот, Владимир Анатольевич. И я говорю, что одному всю картошку не съесть».

В двухэтажном доме на Луговой Владимир Анатольевич занял последнюю, четвёртую квартиру, на втором этаже, а Максим Алексеевич — квартиру N2 на первом, под квартирой доктора, считая, что начальник службы безопасности должен жить у входа и близко к подвалу.

Доктор скоро понял: он без Максима Алексеевича как без рук.

Как только Даниил Кимович из Миннауки уехал, строительство лабораторий в подвале оказалось под угрозой. Если б не Максим Алексеевич!.. Добился бы Владимир Анатольевич того, чего он добился, без начальника службы безопасности, сказать сложно. Иногда Таволге казалось, что такие начальники службы безопасности, как Максим Алексеевич, достойны быть соавторами научных открытий и изобретений.

«Что пригорюнились, Владимир Анатольевич? Дурит нас с вами прораб. Но вы не печальтесь. Таких дурных спектаклей я много видел».

Прораб уверял Владимира Анатольевича, что в строительную смету заложено недостаточно четырёхсотого портландцемента, а Владимир Анатольевич не знал, что ему делать: Даниил Кимович, который вёл расчёты и составлял смету, был в отпуске и отдыхал на каких-то островах. А выкладки прораба (тот вооружился листами бумаги, воткнул карандаш за ухо и предлагал доктору Таволге самому пересчитать ) казались Владимиру Анатольевичу убедительными. «Эти перегородки надо? Тут стену надо? А заливка пола?… Ну, а как же вы тогда хотите?…» Но начальник службы безопасности нашёл такие доводы для прораба, которые показались тому куда более убедительными, чем его собственные.

«Шестьдесят мешков портландцемента, а заодно и арматура, — сказал прорабу Максим Алексеевич, — были погружены ночью на две «Газели» и увезены на склад номер семнадцать на Барабинской. Откуда их сегодня вечером собирается забрать некий господин Халилов, держащий несколько бригад таджиков, промышляющих тем, что они по недоразумению называют строительством. И вот если уважаемый прораб, — ласково продолжал начальник службы безопасности, а он, Владимир Анатольевич, его слушал, — не привезёт цемент обратно, то он, Максим Алексеевич Цыбко, человек мягкий и душевный, и терпеливый, но иногда ни с того ни с чего превращающийся в свою жестокую и непримиримую противоположность, сделает так, что прокурор выпишет и прорабу, и его приятелю г-ну Халилову года по два, а то и по четыре, а если копнёт в прошлых делишках Халилова, то и по десять. — И Максим Алексеевич стал рассказывать прорабу о тех делишках, что могли бы заинтересовать прокурора и явиться основанием для ареста. — Так-то, господин прораб. Лучше быть товарищем, чем господином, запомни это. А ты думал, я тебе морду бить буду? И приготовился отправиться на Республики, десять, а затем жалобу в отделение писать? Уясни себе одно: я не просто начальник службы безопасности, я хороший начальник службы безопасности».

И некий Халилов через прораба тем же вечером вернул украденный цемент, а к цементу приложил три бутылки коньяка и упаковку сигар. И просил передать, что вышло недоразумение, что прораб перепутал: он, Халилов, просил его купить, сделать всё по-человечески, ведь у него, Халилова, деньги есть, много денег, он не из тех, что будет красть какой-то цемент, а глупый прораб его не понял, и сделал так, как привык делать. И было забавно слышать, как прораб наговаривает сам на себя. «Театр — это для тех, кто не знает жизни», — любил повторять Максим Алексеевич.

Следил Цыбко и за рабочими. За бригадой, что перестраивала подвал, переделывала его под лабораторные исследования. «Ты что же, сволочь, песок с песком мешаешь? Тебе товарищ Халилов для чего цемент привёз?… Ты допуск по форме номер два получил? Подписку о невыезде дал? Ты, дорогой друг, учреждение с уровнем секретности строишь. Хочешь, чтобы стена рухнула — и чтобы тебя разыскали и испортили тебе настоящее и будущее? Родина тебя пока любит, но от любви до ненависти один шаг».

И в какую-то неделю начальник службы безопасности устроил в институте то, что у череды российских президентов получило название «наведения порядка». И за всё время не достал ни разу из подмышечной кобуры пистолет. В качестве первейшего и наиболее действенного Максим Алексеевич признавал инструмент внушения. Применение оружия или угрозу оружием, битьё лица и выкручиванье рук он считал дешёвыми приёмами, соответственно характеризующими тех, кто их с ходу применяет.

Для действенного же внушения — такого, за которым не требовалось бы ни битьё морд, ни вызов милиции, ни прокурор, ни применение оружия, такого внушения, за которым следовало бы достижение Максимом Алексеевичем его, то есть докторской, то есть институтской, цели, — нужны были веские аргументы, добывание которых и было самым интересным занятием в должности начальника службы безопасности (говорил Таволге Максим Алексеевич).

Начальник службы безопасности выполнял и роль завхоза. По смете нужно было закупить промышленные обогреватели, но предприниматели из «тепловых компаний» Тюмени будто бы сговорились. «Нет отечественных обогревателей, только импортные. Берите DeLonghi».

Владимир Анатольевич обзвонил или объехал десяток фирм, и везде получал предсказуемый ответ. «В одиннадцатую фирму поедем вместе», — сказал ему Максим Алексеевич. И начальник службы безопасности сделал так: войдя в магазин и попросив пригласить в зал заведующую или директора, сказал, что он прораб, а это вот его старший рабочий, они строят заказчику коттедж, и им нужны приличные отечественные трёхступенчатые обогреватели. На импортные заказчик жадничает, так что надо подобрать что-то расейское. «Поможете?» — «Нет проблем, — сказал директор. — У меня на складе стоят семь обогревателей «Луч СВТЦ». Неплохая техника. Оживление отечественного производства после кризиса». — «Прекрасно, — сказал Максим Алексеевич, — мы выпишем их все по безналу». — И доктор, «старший рабочий», подал директору бланк с институтскими банковскими реквизитами. Директор усмехнулся, но обогреватели выписал.

«Нет у них никакого сговора, лень им сговариваться, — объяснил доктору Максим Алексеевич. — Но когда они видят реквизиты госучреждения, стараются раскрутить клиента — как правило, какого-нибудь безразличного к чужим суммам чиновника, — на полную катушку. Иное дело — частный покупатель. Если с первым почти всегда получается — наша бедная научная смета тут редкое исключение, поэтому тепловые воротилы с нами промахнулись, — то второй может уйти к конкуренту, а уход почти то же, что чистый убыток. И ещё, Владимир Анатольевич. У вас слишком простое, открытое лицо. Лицо человека, склонного доверять людям; лицо человека, не умеющего обманывать и, следовательно, легко поддающегося на обман. Для торговых людей это словно знак или сигнал к обману».