Роберт Блох - Рассказы. Том 1. Мифология.

Марлин вздрогнул. Его глаза уставились на оружие в руке Окиды.

- Теперь, прежде чем мы попрощаемся, - продолжил азиат, - благодарю вас за это замечательное изобретение от имени моей страны. Я уверен, что это окажет большую помощь в наших будущих планах.

Планы на будущее! В мозгу Марлина вспыхнуло адское видение: тысячи кричащих людей несутся через разбомбленный город, когда снаряды с ужасающей точностью падают на беззащитные толпы, ведомые глазами, глядящими в телескоп за тысячи миль.

- Вы невольно оказали мне услугу, избавившись сегодня от моих людей, - заключил Окида. - Во всяком случае, им не позволили бы остаться в живых. Я единственный, кому можно доверить эту тайну, и мои планы останутся при мне сегодня вечером, когда я полечу на восток самолетом. Мы все трое знаем об этом, но нас слишком много…

Пистолет нацелился. Марлин напрягся в ожидании рывка. Когда дуло поднялось вверх, Дэн рванулся вперед. Окида поспешно отступил. Маузер рявкнул, и Марлин почувствовал, как его плечо пронзило пламя. Лоис закричала, когда репортера откинуло к ней. Азиат попятился, не опуская оружие. Пистолет снова громыхнул. Марлин пошатнулся и упал. Окида прицелился для последнего выстрела.

Перепуганная девушка увидела, как репортер с трудом поднялся. Несмотря на раненые руку и плечо, Дэн Марлин привстал, затем приготовился к последнему прыжку – броску отчаянной храбрости, который мог закончиться только смертью, потому что револьвер был направлен ему в сердце. Но тут вмешался инстинкт. Сам того не желая, Окида, вздрогнув от этого движения, сделал еще один шаг назад и натолкнулся на край стола позади себя. «Глаз Аргуса», ненадежно примостившийся на краю, заскользил и упал. Раздался грохот, когда ящик с камерой упал на пол, и машина взорвалась.

Тысячи пружин взлетели вверх, Окида закричал. Провода и катушки вонзились в его лицо. Пистолет выстрелил в воздух, когда Дэн, собрав последние силы, прыгнул и повалил сопротивляющегося азиата на пол. Сверкнуло его собственное оружие. Двое мужчин метались и катались по полу, Окида как безумный вцепился в металлическую маску из спутанных проводов, в которую превратилось его лицо. Пистолет Марлина уперся в выбритый висок, палец нажал на спусковой крючок.

Хацуки Окида, величайший из азиатских ученых, замертво упал на пол. И Дэн Марлин, неуверенно поднявшись на ноги, повернулся и, озадаченно нахмурившись, уставился на груду коробок, в которых лежал огромный телескоп.

- Ума не приложу, как мы доставим его в военное министерство, - сказал он вслух. - Но мы это сделаем. И я надеюсь, что нам никогда больше не придется его видеть.

Он снова с сожалением оглядел обломки разбитого «Глаза Аргуса».

- Надеюсь, это последний военный долг, какой надо выполнить, - продолжил он.

Затем Лоис шагнула вперед, ее холодные руки сомкнулись вокруг него.

- Надеюсь, это твой последний военный долг, - прошептала она. - У такого человека, как ты, есть и другие обязанности.

Когда его губы нашли ее губы, Дэн Марлин решил, что совершенно с ней согласен.

(Secret of the Observatory, 1938)

Перевод К. Луковкина

Последнюю ночь своего долгого пути в город он провел, сидя у костра, неподалеку от маленькой фермы, стоящем в стороне от дороги.

Он с детства любил смотреть на огонь. Поэтому он и устроил тот пожар в сарае. А мистер Хенслоу ничего не понял, набил его и сказал, что он чокнутый. И выгнал с фермы.

Ничего, напоследок он устроил им настоящий праздник огня.Это было непередаваемо прекрасное зрелище. Интересно, сумел ли мистер Хенслоу выскочить в окно?..

Весь следующий день он опять шел. Он не ел и не спал, брел и брел, толком не зная, куда идет.

В город он вошел поздно вечером.

Ему никогда не доводилось видеть таких больших домов, столько спешащих карет, красивых ярких огней.

«Красивых ярких огней».

Он подумал про огонь и засмеялся от радости. Про себя, конечно, чтобы никто ничего не заподозрил. История с мистером Хенслоу его кое-чему научила.

Он остановился на одной из узких улочек, у конюшни. Здесь было безлюдно. За конюшней тянулась высокая деревянная стена, примыкавшая с одной стороны к какому-то зданию. Бревна были сухие, толстые.

Это обещало удачу.

Уже почти целый час он держал руку в кармане, сжимая в потном кулаке спички. Коробок отсырел, но полоска серы оставалась достаточно сухой.

Он присел, и чиркнул спичкой. Одной.

За все лето 1871 года на Чикаго не пролилось ни капли дождя.Сухой ветер из прерий и палящее летнее солнце превратили деревянные дома и тротуары в порох, и огонь, родившийся от спички, зажженной у конюшни в узкой улочке, бушевал всю ночь 7 октября.

К утру четыре квартала были испепелены, несмотря на всё старание пожарных бригад.

Он наблюдал, затерявшись в толпе зевак. Душа его возносилась высоко в ночное небо и оттуда созерцала эту ужасающую, роскошную красоту, сотворенную им самим.

Библейский Апокалипсис… Как на картинках в Писании… только еще прекраснее.

Великолепный изголодавшийся зверь — алый, сверкающий — жил в черном небе и пожирал уродливые деревянные домишки вместе с их жалкими обитателями. Он цеплялся когтями за крыши, расшвыривая по сторонам венки из красных роз. Он трепетал от радости, поглощая свои жертвы, этот миллионноротый монстр, выдыхающий мириады слепящих искр…

Звонят колокола, кричат люди, ржут лошади, плачут погорельцы. Монстр волочит за собой громадный огненный хвост и любовно обвивает им свои новые жертвы — нет, не людей — целые дома. Как же он могуч и быстр.

Но борьба с пожарными утомила его. Слишком много людей, слишком много водяных змей. Три огненных хвоста уже умерли. Еще один загнан в мышеловку обугленного дома и изрублен топорами. Чрево его разодрано водой в клочья. Рассыпавшись на части, монстр мечется внутри выжженных им домов, стонет, срывая в агонии крыши своих темниц. Иногда, уже после смерти, его щупальца и хвосты судорожно подрагивают, но люди безжалостно срубают их топорами.

Вот остался только один язык. Из красного он становится розовым. Бледно-розовый, розово-оранжевый, цвета чайной розы, бело-розовый… Умер.

Умер. Они все умерли, бедные… бедные…

Едва он это понял, как снова стал самим собой и сообразил, где находится. Он огляделся и увидел, что прижат толпой к веревкам, натянутым вдоль улицы. Неожиданно его охватил страх. Не было больше ни чудовищ, ни алых роз, ни пира. Все исчезло, он остался один в толпе. Наедине со своим преступлением.

Да, это было преступление. Это был… грех! А если кто-нибудь знает? Вдруг кто-то из этих людей видел, что он сделал. Может, есть люди, которые следили за ним, пока он наслаждался пожаром. А если его уже ищут?