Роберт Блох - Рассказы. Том 1. Мифология.

Разговор вызывал у меня беспокойство - то были далеко не благочестивые речи, что ждешь от такой публики. Заговорили про призраков и колдовство; старые сказки мешались с новыми ужасными историями; прерывающимся шепотом зазвучали легенды; перемазанные вином губы приглушенно что-то бубнили.

Сонливость прошла, я беспокоился все больше, чем когда-либо, словно что-то знал. Как будто я знал, что произойдет, когда, с интригующей улыбкой, настоятель наконец начал свою сказку, а шепот монахов стих и они повернулись, чтобы послушать.

В тот же миг вошел черный слуга и положил небольшую прикрытую тарелку перед хозяином, который взглянул на нее, прежде чем продолжить вступление.

Это счастье (начал он, обращаясь ко мне), что я рискнул остаться здесь на вечер, ибо были путешественники, чьи ночные похождения в этих лесах завершились не столь удачно. Например, здесь существовал легендарный Дьявольский монастырь. (Здесь он остановился и рассеянно кашлянул, прежде чем продолжить)

Согласно местному фольклору, это место, о котором шла речь, было заброшенным монастырем, расположенным глубоко в сердце леса, населенного нежитью, что служила Асмодею. Часто, после наступления темноты, старые руины обретали подобие прежней славы, а ветхие стены благодаря демоническому искусству становились целыми, чтобы сбить с толку путников. К счастью, мой брат не стал искать меня в лесу в такую ночь, потому что мог допустить ошибку и попасть под злые чары; а уж затем, согласно древним летописям, его бы схватили и торжественно сожрали дьявольские аколиты, дабы сохранить свою сверхъестественную жизнь благодаря существованию смертных.

Все это произносилось шепотом с невыразимым ужасом, словно каким-то образом могло передаться моим недоуменным чувствам. Это так. Когда я посмотрел на плотоядные лица вокруг, я понял смысл этих насмешливых слов и ту ужасную издевку, что таилась за мягкой и загадочной улыбкой аббата.

Дьявольский монастырь... подземные обряды Люциферу... кощунственное великолепие, но не во славу креста... заброшенный монастырь в глухом лесу.... волчьи лица глядят в мое...

Затем одновременно произошли три вещи. Настоятель медленно поднял крышку над лежавшей перед ним тарелке. (думаю, он сказал: "Давайте покончим с мясом") Потом я закричал. Наконец грянул милосердный гром и вспыхнула молния, погрузившая меня, смеющихся монахов, аббата, тарелки и весь монастырь в забвение хаоса.

Очнувшись, я обнаружил, что лежу обряженный в черное, под дождем в канаве рядом с грязной тропой. Моя лошадь паслась в лесу неподалеку, но никаких признаков монастыря видно не было.

Я достиг Вероны за полдня, находясь в бреду, и когда добрался до дома своего брата, сыпал под окнами проклятиями. Но мой бред перерос в буйное помешательство, свалившее меня с ног, когда нашедший меня, рассказал, куда ушел мой брат и какая участь его вероятно постигла.

Я никогда не забуду ни то место, ни песнопение, ни ужасных монахов, но молю Бога о том, чтобы забыть одну вещь, прежде чем умру: то, что я увидел перед ударом молнии; то, что мучает меня, особенно с учетом того, что я узнал в Вероне. Я узнал, что все это правда, и я могу быть опасен, поскольку помню, что увидел, когда аббат Хенрикус поднял крышку серебряного блюда, чтобы открыть оставшееся мясо...

Там была голова моего брата.

(The Feast in the Abbey, 1935)

Перевод К. Луковкина

Ветер зловеще завыл над полуночной гробницей. Подобно золотому нетопырю над древними могилами висела луна, проглядывая сквозь поганый туман своим зловещим слепым глазом. Ужасы не из плоти могли скрываться среди окруженных кедрами гробниц или красться в тени кенотафов, потому что то была неосвященная земля. Но гробницы хранили странные тайны, среди них есть те, что чернее ночи и ужаснее прокаженной луны. В поисках такой тайны я явился, один и незамеченный, в мой семейный склеп в полночь. В моем роду были колдуны и маги старых времен, а посему они покоились в стороне от остальных могил, здесь, в этом забытом месте, внутри мавзолея, окруженного только могилами их слуг. Но здесь лежали не все слуги, ибо есть такие, кто не умирает.

Сквозь туман я добрался до места, где среди размытых деревьев виднелась разрушенная гробница. Когда я подошел к сводчатому входу, ударил сильный порыв ветра, яростно затушив мой фонарь. Только луна осталась освещать нечестивым сиянием мой путь. Так я и разглядел разъеденный, заросший мхом портал над семейным склепом. Луна освещала двери, не похожие на остальные - монолитную железную плиту, вставленную в монументальные гранитные стены. На ее поверхности не было ни ручек, ни замочной скважины, но всю ее покрывала резьба зловещих загадочных символов, чье аллегорическое значение наполнило мою душу чувством глубокого отвращения, которое не передать словами. Есть вещи, на которые лучше не смотреть, и мне было плевать на недостатки в умственном развитии тех, кто воплотил подобный ужас в такой форме. Так что в слепой и тревожной суете я повторил непонятную литанию и исполнил необходимую последовательность действий заученного мной ритуала, по завершении коего циклопический портал распахнулся.

Внутри была тьма, полная, могильная, древняя; сейчас неизвестно как живущая. Она содержала пульсирующую ауру, намек на приглушенный, но целенаправленный ритм, затмевающий все, атмосферу черного, надвигающегося откровения. Одновременное воздействие на мое сознание было из тех чувств, что называют интуицией. Я чувствовал, что эти тени скрывают странные секреты, а некоторые черепа словно ухмылялись. Тем не менее я должен вступить в гробницу предков - сегодня последний из нашего рода встретится с первым. Я был последим. Джереми Стрэндж был первым, кто бежал с Востока, чтобы найти убежище в столетнем Элдертауне, и забрал с собой награбленное из могил и тайны неизвестного. Именно он построил себе гробницу в сумеречном лесу, где мигают ведьмовские огни, и здесь он схоронил свои останки, избегая обычной смерти. Но вместе с ним похоронили тайну, и ее я пришел узнать. Я не был первым, кто пытался сделать это, ибо мой отец и отец моего отца, вплоть до самых старших поколений, включая самого Джереми Стрэнджа искали то, что было описано в дневнике безумного колдуна - секрет вечной жизни после смерти. Пыльный пожелтевший том передавался старшим сыновьям из поколения в поколение, словно вместе со страшной тягой к темному и проклятому знанию, жажда которого вкупе с чертовски явными намеками, изложенными в записях колдуна, заставляла каждого из моих предков по отцовской линии как завещано, искать свое наследство в гробнице.

Конечно, это была семейная тайна. О гробнице никогда не упоминали - она и вправду была позабыта с течением лет, которые также унесли с собой множество старых легенд и фантастических обвинений, предъявляемых первому Стрэнджу, которые когда-то были достоянием деревни. Семью тоже милосердно избавили от всех упоминаний о печальной участи, которую разделили многие ее члены. Их секрет относился к темному искусству; тайная библиотека античных преданий и демонологических формул, привезенных Джереми с Востока, дневник и его секреты - все это непостижимо сохранялось старшими сыновьями. Остальная часть семьи процветала. Из нее вышли морские капитаны, солдаты, коммерсанты, государственные деятели. Удача им сопутствовала. Многие уехали из старого особняка на утесе, так что отец в свои дни жил там вместе со слугами и со мной. Мама умерла при моем рождении, и все свою одинокую юность я провел в большом коричневом доме, с полубезумным от трагедии отцом, под тенью чудовищной семейной тайны. Именно он посвятил меня в тайны, содержавшиеся в книгах, среди которых находились такие кощунственные произведения как "Некрономикон", «Книга Эйбона», "Кабала Сабота" и вершина литературного безумия, "Тайны червя" Людвига Принна. Это были мрачные трактаты по анторопомантии, некромантии, ликанторпии и вампиризму, колдовству, и длинные, бессвязные тексты на арабском, санскрите и доисторической идеографии, покрытые пылью веков.