Сергей Пономаренко - Вурдалак

В темноте едва просматривались очертания здания психиатрического отделения с тускло светящимися окнами – было включено лишь дежурное освещение. Это отделение оказалось дьявольской западней, хитроумно уничтожившей его. Владимира терзали стыд, воспоминания о недавно пережитом позоре. Он испытывал горячее желание умереть, поскорее упокоиться в вечном безмолвии. Он не мог заставить себя не вспоминать о недавних событиях и с каждой минутой все больше отчаивался.

Время приближалось к полуночи, в голове Владимира сменялись картинки счастливого детства, когда была жива мама, юношества, студенческих лет, и вдруг снова все это заслонила давешняя позорная ситуация, перечеркнувшая всю его жизнь! А ведь он так мало увидел за свои двадцать два года, нигде не побывал!

Владимиру вспомнилась актриса Настя-Эльза, в которую он был влюблен. Его жизнь могла бы сложиться совсем по-другому, если бы он уехал вслед за ней в Петербург! Они бы тайно обвенчались в церкви, как в большинстве любовных романах, и отец смирился бы с этим. Неизвестно, была бы его жизнь счастливой, но, главное, она бы не оборвалась так нелепо. Уже никогда не станут реальностью его мечты о дальних путешествиях в экзотические страны на корабле, где он мог бы работать судовым врачом! Истекали драгоценные последние часы его жизни, которые он проживал в душной, убогой комнатушке! Ему вспомнился впечатляющий рассказ Эдгара По, в котором обреченные на смерть страшной болезнью провели последние часы жизни веселясь и пируя, а не трясясь от страха и не в бесполезных мольбах. Владимира потрясла мысль: а ведь у него схожая ситуация, и он также может провести последние часы жизни не в этой жалкой каморке, терзаемый воспоминаниями!

Строгое воспитание, полученное Владимиром, делало его редким участником веселых студенческих забав, которые не отвечали принятым в обществе нравственным нормам, а зачастую и не дружили с законом. Даже то единственное посещение дома терпимости на Эспланадной было результатом заговора студентов-товарищей, которые вначале его подпоили коварным напитком – вишневкой, щедро разбавленной водкой, и в полубессознательном состоянии занесли в комнату проститутки. Когда Владимир стал понимать, чего от него добивается обнаженная девица, то, благодаря ее умению, половой инстинкт возобладал над внушенными ему нравственными запретами, подтвердив постулат Фрейда: либидо правит миром! Владимиру несколько раз после его «грехопадения» в сновидениях приходила та проститутка, и они предавались плотским утехам. Дрожа от возбуждения, прилива крови в паху, он просыпался среди ночи, преисполненный решимости уже на следующий день в реальности навестить ее, но приходил день, и решимость его слабела. С актрисой Настей-Эльзой отношения не зашли дальше робких поцелуев.

Владимир быстро оделся, взял все деньги, какие у него были (все равно они ему больше не понадобятся), и быстро вышел из дома. Он ощущал приятное возбуждение, вытеснившее недавнее депрессивное состояние. Улица в свете тусклых фонарей приобрела завораживающее, романтическое очарование. Необычным было все: неожиданный прилив сил, насыщенный цветочными ароматами воздух (Владимир вспомнил название приятно пахнущего цветка – левкой), преображение хорошо знакомой местности, словно его чудесным образом перенесли в совершенно незнакомое место. Чернильная темнота улиц, переулков не пугала, а, наоборот, словно подпитывала его энергией. Ему пришлось пройти с полверсты, прежде чем он встретил неторопливо движущийся экипаж. Владимир осознавал, что все это видит в последний раз, и ему стало до слез жалко себя и свою неудавшуюся жизнь.

Забравшись в коляску, Владимир сказал извозчику:

– Отвези-ка меня, братец, туда, где можно развлечься с девицами и шампанским! Чтобы было очень весело, – и Владимир неожиданно для себя добавил: – И опасно!

– Видать, барин любит приключения! – осклабился извозчик в неприятной ухмылке. – В такую пору у нас везде опасно, где весело. Каких барышень барин любит? По два-три рубля или тех, за которых и десятки не жалко?

– Цена меня не волнует, лишь бы все мне было по душе.

– Есть одно местечко, где девицы ладные, все как на подбор, и «желтых билетов» [25] В Российской империи женщина, официально занимающаяся проституцией, получала в полиции взамен паспорта так называемый заменительный билет желтого цвета со смотровой книжкой с ее фотографией, отметками врача и правилами поведения. «Желтобилетницами» становились как по доброй воле, так и после первого привода в полицию. у них нет. Веселятся там до утра, и никому это не мешает – дом стоит далеко от дороги. И запрета на напитки нет, хошь водку пей, хошь – коньяк [26] В домах терпимости Российской империи были запрещены крепкие напитки. . И пей сколько влезет!

– Нет «желтых билетов» – на осмотр к врачу не ходят. Там можно заразу подцепить! – Владимир поморщился: какая инфекция может угрожать человеку, которому осталось жить всего несколько часов?

– В этом барин ошибается. Чище слезы они – все замужние, с хорошими манерами, поэтому и цена каждой – не один червонец. Я сразу понял, что вы, барин, нездешний, иначе об этом тайном месте не рассказал бы.

– Тайное место? – переспросил Владимир.

Чернигов, показавшийся ему вначале сонным городком, все больше его поражал: пропавшее из могилы тело, обескровленные тела жертв убийцы, удивительные пациенты в психлечебнице – взять хотя бы того же художника, сбегавшего ночами, чтобы стать кучером у таинственной незнакомки. А теперь еще и бордель, куда тайком приходят замужние дамы!

– Как же относятся их мужья к… этому?

– Они об этом не знают и не узнают никогда. В том месте все женщины надевают маски, что делает их неузнаваемыми. Впрочем, мужчины тоже предпочитают скрывать лицо под маской.

– Заинтриговал ты меня, братец! Вези!

– С вас, барин, «десятка», а то, что от щедрот прибавите, – это как вам заблагорассудится.

Владимир достал две «красненькие» и сунул их извозчику, отчего тот еще больше зауважал своего седока. «Еще бы, это почти моя месячная зарплата в больнице, которую я так и не получил!» – подумал Владимир.

Он даже не удивился, когда они отправились в Застриженье. Там жили те, кто до недавних пор находился у него под подозрением, – художник Половица и доктор Топалов, а теперь, оказывается, там же находится и тайный дом разврата, где предаются плотским утехам благородные дамы, пряча лицо под маской. «А может, это все обман? И никакие почтенные жены не занимаются тайным блудом, а под масками скрываются те же падшие девицы из домов терпимости, только подучившиеся приличным манерам?»