Тим Каррэн - Монстры повсюду

Я с ним целиком и полностью согласен.

Единственными, кто видел Скитальца Тьмы, были копы, стоявшие в оцеплении перед церковью. Остальные просто разбежались. Хотя, конечно, ходят слухи о неком демоне, появившемся из сердца церкви, так что я полагаю, несколько очевидцев всё же было. Бобби и его парни написали в рапортах, что в церкви произошёл взрыв. Ну, вроде как, у сектантов был динамит, и они им воспользовались. Да, репортёры ещё долго будут задавать вопросы, но так было всегда. Городские власти запланировали снести церковь в ближайшие несколько недель. Хотя теперь уже было всё равно: от неё остались лишь обуглившиеся развалины.

Элизабет жутко рассердилась, когда узнала, что всё пропустила.

Но я пригласил её на ужин, и мы долго-долго обсуждали всё произошедшее. Она собиралась вернуться в Милуоки, и я почти готов был отправиться с ней. Я больше не мог нормально спать. Меня преследовали кошмары, в которые вряд ли кто поверит.

Элизабет подарила мне экземпляр книги, написанной её братом. "Гурман со Звезды". Не думаю, что смогу её прочитать. Ни сейчас. Ни потом. Элизабет позвонила своей матери, и какой-то друг её брата по имени Фиск задавал кучу вопросов.

Но в остальном всё было кончено.

В скором времени церковь сровняют с землёй, и я надеюсь, мы навсегда изгнали Скитальца Тьмы. Конечно, это существо всегда будет жить в моих воспоминаниях, но мне придётся с этим смириться. За годы своей работы я сталкивался со многими вещами, от которых можно было поседеть раньше времени, но я справлялся с этим. Потому что всегда найдётся следующая работа, и всегда наступит следующая ночь. И вы должны быть к ней готовы. Никогда не знаешь, когда в твою дверь постучат, и что этот стук вам принесёт.

Но пока за дверью меня будет ждать обычный человек, я ничего не боюсь.

"Бог сухостоя, владыка человеческих могил", - думала Фреда, глядя через сгнившую занавеску на город мёртвых. "Повелитель кошмаров. Я знаю, кто ты, и что ты".

- Сегодня я тебя убью, - шепчет она обещание в промозглый воздух.

Она изучает тёмные, мёртвые улицы и толпы бесчеловечных людей. Тотемные каннибалы. Кровопийцы. Охотники за головами. Они служат ему. Они служат ублюдочному богу, даже не зная его. Тому, кто высасывает любовь и смех, и свет, и тепло, и всё хорошее и человеческое. Мёртвому иссохшему кумиру, повелителю ночных кошмаров и дневных ужасов. Тому, кто купается в менструальной крови девственниц в мире, очищенном от эмоций. Она прекрасно его знает. Его слёзы - вино, а дыхание - жжёный сахар. Она видит его в своих мыслях, и он знает, что она за ним наблюдает.

Октябрь. Деревья превращаются в тыквенно-рыжие и огненно-красные осенние костры.

Замечательное зрелище. Оно запускает воображение. Цвета. Чувства. Души в огне. Сентябрь закончился. Лето осталось тёплым воспоминанием, волшебной порой вымирания. Жаркие поцелуи, тёплые ночи, раскалённый песок пляжа, знойные вечера с прохладительными напитками. Всё прошло. Наступила осень. Уже многие-многие годы назад.

- Ноктулос, - прошептала Фреда. - Похититель реальности. Ему даже удалось украсть времена года.

Он - полночь. Ненасытный, гложущий, полный мёртвых желаний и бесплодной похоти. Помещённый в гниющую оболочку отвратительной, неживой плоти с плотоядно ухмыляющимся кукольным лицом из потрескавшегося гипса, ползучей сырости, плесневелого дыхания; он одинок и торжественен; его мечты - пустые поля зимой, а крик его - морозный январский ветер. Да, она его знает. Высокий мрачный монумент октябрю, ожившее надгробие, пятнистое от разросшегося лишайника; пальцы его - обветшалые шпили церквей, а кости его - изъеденная короедами, сгнившая древесина. Глаза его - мёртвые диски серебристой луны, а голос - шёпот веков - глух и пуст, как полый барабан.

Фреда задёрнула штору, не желая больше смотреть. Такое ощущение, что в мире, лишенном чувств, она была каплей тёплой крови на холодном бетоне. Она бледна, с болезненными чертами лица. Она отражает человечность, которую Ноктулос убил и запер в продолговатой коробке. Она - ещё дышащее подношение убитым чувствам.

Она - последняя.

Некоторое время назад умерли все остальные. Каждый мужчина, женщина и ребёнок были задушены спящими мрачной, дурманящей тенью Ноктулоса. Вместо них остались манекены, муляжи из дерева и воска, притворяющиеся живыми с мозгами из опилок и пуговицами вместо глаз. Вещи не могут испытывать чувства. Фреда - последняя. Последняя живущая, с текущей по венам кровью и способная испытывать любовь. И он её ненавидит. Господи, как же он её ненавидит!

И, когда она закрывает глаза, как сейчас, он подходит всё ближе и ближе. Он хочет забрать её эмоции, её жизнь, а если не сможет - то выкрасть её сны, чтобы ими вытеснить то, что не смог забрать.

Растянувшись на продавленной кровати, Фреда попадет в мир кошмаров.

В его мир.

Она попадает в мир камней и мёртвых цветов.

Кладбище.

Склеп.

Здесь, в иллюзорном мавзолее с жёлтыми увядшими цветами и фотографиями покойников, она ждёт свою любовь. И имя её любви - смерть.

Он приходит за ней, как осень за летом. Пути назад нет. Она вдыхает запах октябрьского ветра и зловоние чёрной земли. Он берёт её за руку. Он касается её кожи, нежно лаская. Прикосновения - как шёлк. Он улыбается, обещая удовольствия. Его глаза черны, глубоки и холодны. Безбожно холодны. Она прижимается губами к его губам; в этом прикосновении - огонь и лёд, жизнь и смерть. Всё сплетается в головокружительном, чувственном танце.

Вдалеке бьёт похоронный колокол.

"Кто же он? - ничего не соображая, задаётся она вопросом. - Кто этот красавец?"

Под печальное воркование голубей он целует её, дарит ей ощущения, о которых она никогда и не мечтала. И в этот момент что-то происходит. Всё меняется. Она больше не прижимается к твёрдой груди, больше нет эротических грёз, горячего подтянутого тела и мягких, настойчивых губ.

И она понимает.

Как должна была понять уже давно.

Она вновь одурачена, соблазнена безумием, любима смертью. Она была так голодна, что ничего не поняла. Или не хотела понимать.

Но сейчас, сейчас...

Его волосы седеют и рассыпаются пеплом. Его кожа без единого изъяна начала трескаться, отваливаться и шелушиться. Глаза разбухли и превратились в разделённые на множество долей шары, которые похотливо всматривались в самые глубины её души, пробуя то, что смогли там найти. Она обнимает извивающуюся, корчащуюся сущность, которая жужжит и жужжит, вгоняя в неё жало. Его рот, покрытый протухшими соками, начал втягивать в себя её язык, всё глубже и глубже в утробу.

А она кричала и кричала, бледнея от ужаса.

Её мольбы эхом отдавались от бетонных стен усыпальницы, и ответом её были лишь мрак и зверский холод.