Артур Шайдуллин - Шрамы на сердце

Ребенок почмокал губами и завертелся в тесных узах пеленок. И тут же открыла глаза. Девочка смотрела на отца и едва ощутимо шевельнула ручками. Эмиль поцеловал девочку в лоб.

Через минуту вошла Карина и взяла ребенка, приготовившегося заплакать. Укачивая девочку, она положила ее в кушетку.

Глава семьи пробыл в палате около получаса.

Эмиль подобрал с земли грязного плюшевого медвежонка. Его шея была обвязана ярко-красной лентой. Профессор хотел взять его с собой, но тут же передумал. Он усадил медвежонка на поленницу и прошагал к дому, окна которого были не заколочены.

У собачьей будки лежали кости животного. Шейные позвонки опоясывал кожаный ошейник. Распахнутая дверь держалась на нижней петле. Ветер лениво играл с ней, словно ему нравился этот мерзкий скрип. Матвей заглянул в хлев. Груды костей погибших животных лежали на земле. Округлые ребра белесыми клыками торчали из земли.

— Не похоже, что кто-то переехал, — Виктор озирался, стараясь не наступить на кости, — просто бросили все и ушли.

— Зайдемте в дом? — предложил Эмиль и первым зашагал по скрипящим половицам сеней.

— Не гуманно — оставлять животных взаперти или на привязи, не давая возможности самим добывать пищу, — Виктор последовал за профессором.

Удушающий, резкий запах ударил в нос.

— Думаю, есть причины внезапного ухода. Едва кто-то добровольно бросил нажитое добро и просто сорвался с места, — заметил Матвей.

Они прошли в гостиную. Тяжелый запах заставил приложить каждого руку к носу. В комнате кружил рой мух.

— Вот и причины, — проговорил Эмиль и кивнул на кровать.

В постели лежало разлагающееся тело. Немая скульптура смерти была наполовину скрыта одеялом. Руки лежали поверх одеяла. Голова была повернута в сторону стены. Длинные седые волосы лежали на подушке, словно копна тонкой рыболовной лески.

Виктор выскочил из дома. Через миг послышались характерные звуки опустошающегося необычным образом желудка.

— Волосы седые. Старик не проснулся одним прекрасным утром. — Эмиль накрыл тело тряпкой.

Мужчины направились к выходу. В сенях пахло дымом — Виктор поджигал хлев. Солому на крыше уже охватило буйное пламя.

— Зачем?! — Эмиль выхватил у Виктора зажигалку.

— На похороны нет времени, — равнодушно ответил Виктор и отступил назад. Жар стал очень сильным.

— Пусть горит. Не оставлять же его гнить, — проговорил Матвей. — Поедем. Сколько еще ехать до этого поселка?

— Поселок останется далеко в стороне, — Эмиль завел машину, — поедем по полевой дороге, так ближе. Оставим машину за пару километров. Уверен, все в округе охраняется. Не забывайте, мы — альпинисты. Пройдем пешком до места, где было пристанище отшельника. Военные, наверное, устроились где-нибудь там. Нам ехать еще километров пятьдесят.

С грохотом обвалилась обгоревшая крыша хлева. Огонь перекинулся на дом и баню.

— У меня есть роман. «Долина осени», — Матвей лег на сидение. — Роман об умирающей деревне и прерывающейся связи поколений. Издательства отказались от него. Как правило, они не объясняют причин отказа. Но один редактор сослался на неправдоподобность сюжета. Теперь я знаю, что был недалек от истины и справился с описаниями. Правда теперь хочется добавить кое-какие детали и изменить финал. — Последние слова писатель произнес, глядя на пылающий в огне деревянный дом.

— Хорошая тема. Философская, я бы сказал. Не то, что та, последняя тема, из-за которой ты оказался здесь, — Эмиль бросил укорительный взгляд на Виктора. — Каким был финал, и каким он теперь он будет?

— Сюжет прост. Из когда-то процветавшей деревни уезжает молодежь, и трудоспособное население также перебирается в город. За два года из четырех сотен человек в селе осталось два десятка стариков. Один из них всячески избегал разговоров о доме престарелых. Он помогал соседям и родственникам с переездом. Присматривал за осиротевшими домами. Кормил свору бездомных собак и кошек. Когда из деревни уезжала последняя жительница, он подарил ей икону, семь тетрадей с собранным за сорок лет фольклором и проводил ее. Старик жил в одиночестве семнадцать лет и сохранил рассудок. Держал скотину и хозяйствовал на всех огородах. На дороге он нашел оброненный соседкой узел с иконой и тетрадями.

Старик жил в своем мирке, пока не надоело одиночество и призраки стали чересчур назойливыми. В финале он уехал из деревни в дом престарелых к еще живым односельчанам. Но сейчас я знаю, что он должен закончить свои дни, также как и этот старик. Я абсолютно уверен в этом.

— Аллегорично. Я бы хотел почитать, — сказал Эмиль, после недолгой паузы. — Глубокий смысл.

— Я где-то читал: Толстой как-то признался, что если бы знал, какие увидят смыслы в его произведении, вряд ли бы написал «Войну и мир», — проговорил Виктор.

— Автор сам никогда не знает, какую мысль, помимо основной, может донести до читателя. Для некоторых это путь к славе, для других к порицанию и не пониманию. Марка Твена хотят запретить в американских школах из-за слова «нигер». Хотя во времена, когда он жил это было обычное слово.

— Хорошая профессия — писатель. Работаешь дома. Утомительная, конечно. Но никаких тебе строгих выговоров и депремирований. Сверхурочные по добровольному желанию. Надеюсь, у тебя все получится, — проговорил Эмиль, объезжая свалившееся на дорогу дерево.

Снова заморосил дождь. Резиновые прослойки заскрипели по лобовому стеклу с новой силой.

Виктор разбудил заснувшего Матвея. С удивлением и долей радости писатель обнаружил, что правая рука работает. Он несколько раз сжал ладонь в кулак. Корка стала значительно мягче. Матвей достал из багажника рюкзак, накинул дождевик и принялся вместе с Эмилем накрывать машину ветками. Дорога была далеко в стороне, но лишние меры предосторожности были не лишними. Близлежащие деревья были обвязаны тряпками для ориентирования.

— Думаю, это лишнее, — сказал Эмиль, глядя на то, как Виктор бросает за собой белые камешки. — Тайга становится густой. Есть компас, карта, навигатор.

Журналист смущенно высыпал горсть камней.

Они прошли около двухсот метров, прежде чем овраги и обрывы начали замедлять темп хода. На дне большинства оврагов текли ручьи. Эмиль всматривался в воду — все они были чистыми и прозрачными.

Местность была уже знакома, хотя дождь и ветра изменили лицо земли. Из глубины тайги доносились звуки завывающей сирены.

— Доходим, — проговорил Эмиль. — Один нюанс: если навстречу выйдет медведь или стая волков, придется стрелять, и нас обнаружат. Лучше резиновыми пулями. Хорошо подумайте, прежде чем сделать что-нибудь шумное.

Сирена стихла. Вслушиваясь в звуки, они шли дальше, иногда спотыкаясь о корни деревьев. Где-то наверху стучал по дереву дятел. Шелест веток на ветру не давал различить остальные звуки, но звук двигателей грузовиков, доносимый эхом, был весьма отчетливым.