Дэн Симмонс - Лето ночи

Долгое возвращение домой на велосипедах очень страшило и Дейла, и остальных мальчиков. Теперь же оно превратилось всего в несколько минут бренчания всех металлических частей старого грузовичка и в пыль и гравий, вылетавшие из-под машины по мере того, как они преодолевали сначала крутизну холма, а затем спуск в узкую лощину возле кладбища. На стеблях кукурузы и придорожной траве все еще виднелись капельки росы.

– Смотри! – толкнул брата в бок Лоренс, когда они проезжали мимо пивной «Под черным деревом».

Все глянули в ту сторону. Старый дом, спрятавшись за большими деревьями на краю большого оврага, казался пустым и темным. На стоянке не было видно ни одной машины, не было даже машины хозяина кафе. Косые лучи восходящего солнца скупо освещали асфальтовое покрытие дороги.

Но с западной стороны стоянки в самой густой тени что-то пряталось. Грузовик. На секунду стал виден кричащий красный цвет кабины, в ветровом стекле, полускрытом ветвями, отразилась листва, кузова с высокими бортами было почти не видно.

– Это труповоз? – Голос Кевина был почти не слышен из-за грохота мотора старой машины.

Они уже подъезжали к перекрестку на Джубили-Колледж-роуд, а грузовик так и не тронулся с места.

Майк пожал плечами:

– Может быть.

Дейл почувствовал, что начинает дрожать, и ухватился за борт машины. От напряжения даже свело руки. Воображение тут же нарисовало ему страшную картину: они едут по пустынной дороге, усталые после ночного происшествия, задыхаясь от изнеможения, жмут на педали, и вот это красное чудище вырывается из своего укрытия, его мотор ревет, грузовик, скрипя и раскачиваясь, мчится им наперерез, и вонь разложившейся плоти накатывается на них мутной волной.

С западной стороны дороги тянулась глубокая канава, создавая своего рода преграду между ними и лесом. Успели бы они спрыгнуть с велосипедов и укрыться в лесу вовремя?

А что, если у Ван Сайка было ружье? И что, если он того и хотел, чтобы они спрятались в лесу и оказались ближе к Цыганской дороге?

Даже сейчас, когда они проезжали мимо рядов кукурузы, спокойно колосившихся на ветру, и солнце уже стояло высоко в небе, и было рукой подать до водонапорной башни, и облачко пыли мирно вздымалось за старым пикапом, даже в эту секунду Дейл был полностью и абсолютно убежден: что-то поджидало их в лесу.

Они непременно должны были проехать здесь. Только неожиданное предложение дяди Генри подвезти ребят изменило их план и превратило смертельно опасную прогулку в беззаботную поездку в автомобиле. Дейл взглянул на Майка, увидел его глаза, подернутые дымкой усталости, и понял, что Майк все знает. Ему захотелось потрепать друга по плечу, сказать ему, что все в порядке, что никто не мог предусмотреть все… но руки по-прежнему дрожали так сильно, что он не смог бы отцепиться от борта машины. И что было еще более важным, Дейл знал, что далеко не все было правильным, что ошибка в расчетах, допущенная Майком, едва не стоила им жизни и что это прелестное июльское утро могло стать для них последним.

Что же все-таки поджидало их в темноте леса?

Дейл зажмурил глаза и представил миссис Дагган, умершую шесть месяцев назад; представил Табби Кука, каким он видел его в подвале, белым и распухшим, с облезающей, как у гниющего изнутри кролика, кожей; представил то длинное и мокрое существо, которое ползало под землей, жадные челюсти, ожидающие под тонким покровом дерна и листьев; наконец, представил Солдата, каким описывал его Майк, лицо, вытягивающееся в воронку, вооруженную острыми зубами…

Молча они въехали в город. Дядя Генри поочередно высадил каждого у его дома, и ребята помахали ему на прощание.

Смеркаться начало в этот день чуть раньше, чем накануне, совсем чуть-чуть, едва заметно, но все-таки внимательный наблюдатель мог понять, что дни солнцестояния миновали и вечера стали чуть длиннее, чем были еще неделю назад. Закаты были долгими и пронзительно-красивыми, великолепное торжество покоя, в котором солнце словно бы парило над западным горизонтом подобно большому розовому цветку, а небо ловило последние отблески угасающего дня. Закаты, совершенно уникальные для Среднего Запада, но которые тем не менее местные жители исправно игнорировали. Сумерки несли с собой обещание прохлады, но вместе с тем и неясную угрозу ночи.

Весь день Майк собирался вздремнуть, он так сильно устал, что даже горло саднило от переутомления, а под веками словно был насыпан песок. Но времени на сон совершенно не было. Какие-то «хулиганы» разорвали этой ночью сетку на окне в комнате Мемо. Мама Майка, заслышав шум, сбежала вниз и увидела рассыпанные по полу бумаги и старые фотографии, которыми так дорожила Мемо, развевающиеся занавеси. Было впечатление, что кто-то только что выпрыгнул в окно.

Мемо чувствовала себя нормально, но была взволнована до такой степени, что ее мигание не имело смысла и она не могла дождаться вопросов, чтобы ответить на них. Мать Майка ужасно расстроилась как самим актом этого вандализма, так и тем, что наихудшие подозрения ее сына получили подтверждение. Она тут же позвонила мужу на работу и затем Барни. Последний приехал в середине ночи, задумчиво почесал в затылке и объявил, что подобные случаи нередки нынешним летом и представляют большую проблему, а также поинтересовался у миссис О’Рурк, не было ли у ее сына или дочерей какой-нибудь стычки с Си-Джеем Конгденом или Арчи Креком. На что миссис О’Рурк ему сварливо ответила, что ее дочери с таким отребьем, как эти двое, даже говорить не станут, а Майку и в голову не придет затевать с подобными типами стычки. Затем она в свою очередь поинтересовалась, не имеют ли это происшествие и то неизвестное лицо, которое видел Майк, какого-либо отношения к убийству котов миссис Мун, о котором до сих пор говорит весь город. Барни снова поскреб в затылке, пообещал, что теперь он будет чаще патрулировать в районе их дома, и отбыл восвояси. Отец Майка позвонил с работы и сказал, что он может с кем-нибудь поменяться сменами и что начиная с субботы у него все лето не будет ни одной ночной смены.

Сетку Майк починил – мама вынула ее из рамы и оставила рядом с окном, – но задвижка была вырвана из подоконника, а оконная рама разломана в двух местах. Работая над сеткой, Майк заметил на раме следы слизи. Высохшая, она сохранила цвет и запах старой мокроты, заметить ее сразу было трудно из-за надломов в дереве подоконника. Но она была. Когда Майк нечаянно прикоснулся к этим выделениям, его даже передернуло.

Однажды, пару лет назад, когда ему было то ли восемь, то ли девять лет, они с отцом отправились на рыбалку на какой-то из грязных притоков речушки Спун. И вдруг на удочку Майка поймался угорь. Угри редко водились даже в широкой и полноводной Иллинойс-ривер, и Майку никогда не приходилось видеть подобные существа. Едва длинное желто-зеленое змеевидное тело появилось над поверхностью воды, Майк подумал, что это один из всегда внушавших ему ужас водяных змеев, и кинулся бежать, совершенно забыв о том, что находится в лодке. Отец едва успел ухватить его за пояс и, заинтригованный уловом, выпавшим на долю его сына, вытащил сначала его самого, а потом угря, велев Майку накрыть того сетью.