Николай Басов - Урюпинский оборотень

– Значит так, кто не успел привести себя в порядок, остаются. Остальным, седлать лошадей, и выступаем. На сборы даю пять минут, если не успеете, придется догонять. Старший здесь есть? – Вперед выступило двое, один темноволосый, похож на цыгана, другой светленький, курносый, того же возраста, что и Рыжов. – Ты, – он кивнул на светлого, – пойдешь со мной. А ты, – взгляд на черного, – остаешься тут, за старшего. Выполнять.

Бойцы разбежались, а Рыжов поймал Раздвигина за руку, который оказался рядом, сбоку, не в строю, и сказал ему:

– На конюшню иди, приведи мне коня.

– И себе тоже, – кивнул бывший инженер. – Мне там нужно… Винтовку вот только забыл в совете.

Рыжов отпустил его руку, и инженер мигом умчался за теми, кто бросился уже к коновязи и изрядно большой конюшне, стоящей сбоку от главного дома. А Рыжов думал, думал так, что чуть голова не трещала. И вдруг сообразил, что нет, не в степь он ушел, в лес ему нужно, а это, если присмотреться, совсем в другую сторону… Еще, может быть, он ушел за Хопер, за реку. Там и лес гуще, легче оторваться от погони. А то, что погоня будет, он должен был сообразить, не мог не догадаться…

– Старший! – позвал Рыжов.

Рядышком оказался тот самый светловолосый, вблизи он оказался еще меньше и моложе, чем показался в сумраке. Но другой, цыганистого вида, тоже вырос словно из под земли неподалеку. Но отозвался именно светлый:

– Я тут, – помолчал. – Мы все понимаем, сделаем, – договорил он, сообразив, что приказа, по крайней мере, вслух, не будет. Слишком бы уж дикий, непривычный, какой-то даже нечеловеческий получился бы приказ.

Голос его звучал холодно и спокойно. Правильный был голос, жаль, лицо его было почти не видно при свете этого дурацкого фонаря на столбе, но Рыжов по тону, по интонации понял, что парень и впрямь все сделает. Вот только сказать что-то все же следовало.

– Ты знаешь, кого мы ищем?

– Догадываюсь, – отозвался взводный цыганистого вида. И добавил после паузы: – Давно пора.

– Вот и хорошо, – согласился Рыжов и повернулся к нему. – Только проследи, чтобы оказали помощь раненному, и разъезды по городу организуй. Тут тоже может многое произойти, мы же не знаем, чего он хочет… – Рыжов повернулся к светлому взводному. – А ты строй людей, и быстрее, быстрее. Его еще найти нужно.

Светловолосый парень убежал, еще на ходу что-то кому-то выговаривал, торопил, с этим тоже все было правильно. Хотя и непонятно, насколько он будет послушным впредь.

Раздвигин подвел лошадь, еще одну вел для себя. Хоть с этим инженер справился, подумал Рыжов. Быстро оценил стремена, подпругу и стать своего коня. Стремена были коротковаты, видно тот, кто на этом коне раньше скакал, привык сидеть по-казачьи, а сам Рыжов этой посадки не любил, отучили его, привык по-кавалерийски, полной ногой держать коня в шенкелях. Но подгонять сейчас стремена было уже невовремя.

Осмотрелся еще раз, бойцы строились, почти три десятка, все хорошо вооружены, некоторые даже в шинелях, хотя ночь стояла теплая.

В дверях, откуда на крылечко падал свет, над раненным, которого уже уложили на темное солдатское одеяло, стояло Борсина. Было не совсем понятно, охраняет она раненного, или врача ждет, за которым, должно быть, уже кто-то побежал. И в руках, залитых чужой кровью по самые манжеты, Борсина неумело, но решительно держала винтовку. И лишь спустя пару секунд он понял, что она не вооружилась на всякий случай, а догадалась принести ее Раздвигину.

Тот как заправский конник, не спешиваясь, подрысил к крылечку, перегнулся через перильце и взял винтовку. Но Борсина спустилась с крыльца и протянула ему еще и руки, всучивая пару обойм. Она не догадывалась по-женски, что это будет не бой, что все решится очень быстро… Рыжов тоже направил коня к крыльцу, сказал Самохиной, которая возилась с каким-то факелом напару с полуодетым, пожилым бойцов:

– Оставайтесь тут, и не высовываться, понятно? Самохина, ты тут тоже не теряйся, проследи чтобы паренька этого вылечили… Без разговоров! – почти криком тут же добавил, не хватало еще со своим комиссаром спорить при бойцах. – Раздвигин, отстанешь, ждать не буду.

Он выскакал перед линейкой людей, коней и сдержанной, послушной силы, которая только и ждала, когда приказ приведет их в стремительную, боевую мощь.

– Взвод! За мной, рысью. Оружие на изготовку.

Они выкатили на темную улицу так уверенно, словно и не могло быть иначе, словно бы Рыжов всегда командовал этими людьми. А он-то почти с благодарностью думал, что это и есть его место, его роль в этом мире… От которой он так неосмотрительно вынужден был, по приказу начальников из Москвы, отказаться.

Рядышком скакал Раздвигин, не выдерживая строя, а сам по себе, и кажется, это тоже было, в каком-то смысле, правильно.

– Куда мы теперь?

– К отцу Виктору, – повернулся к нему Рыжов, хотя говорил негромко. – Не уверен, но кажется, он что-то может посоветовать.

– Я думал, ты знаешь… – оказалось, инженер был разочарован, он полагал, что Рыжов принял на себя командование, все просчитав заранее.

Его тоже следовало убедить. Рыжов подвел своего коня как можно ближе к нему.

– Я ведь заметил, еще когда присматривался к этому командиру, к Коляднику, то есть…

– Не понимаю.

– Он с этили ребятами с февраля, три месяца. На войне, это очень долго, а они его сторонятся. Да я со своими орлами и спал вместе, и ел из одного котелка, командир ведь никогда один не остается… Командиру или верят, или не верят, а этого… боялись. Хотя и слушались. Как думаешь, почему?

Не очень вразумительно у него вышло, решил Рыжов, но пока сойдет. Может, инженеру этого хватит на час-другой. Остальное будет потом, сейчас главное – действовать. Или в нем играет привычка к действию, его бывшие навыки командира эскадрона, разведчика, солдата?.. Нет, пожалуй, все так и должно быть, другого ничего уже не осталось.

Они подрысили к церковному двору, и Рыжов поднял руку, останавливая взвод. Церковь выглядела… странно. Ворота на двор, несмотря на поздний час, были распахнуты, из отрытой же церкви лился слабый, но такой видимый в ночи свет.

– Стой! Пять человек, за мной.

Рыжов спешился, бойцы оказались рядом, только не пятеро, как он приказал, а больше, чуть ли не половина. В храм вошли не перекрестившись, Рыжов только шапку снял. И уже вблизи, когда входили, понял, что ему показалась странным – одна створка церковной двери болталась на нижней петле, вторая вовсе валялась, сбитая какой-то неимоверной силой, а ведь это были крепкие двери.

Внутри ощутимым стал запах гари и… Да, пахло нечеловеком. Кто-то из бойцов бросился вперед, и уже на бегу закричал, причем голос этот зазвучал непривычно громко, с эхом, как всегда в хороших храмах и бывает: