Николай Басов - Урюпинский оборотень

– Тут люди! Живые…

Рыжов подбежал, оказывается, на ступени перед алтарем полулежал отец Виктор. Он обнимал одной рукой жену, которая была простоволосой, в рубашке и с шалью на плечах, на щеке у нее алела глубокая царапина, из которой сочилась кровь. Она же обнимала двух девчушек, младшая таращила такие круглые, испуганные глаза, что Рыжову не по себе стало от этого взгляда. Вторая поправляла и свой платочек, и пыталась натянуть хотя бы край шали на голову матери.

Отец Виктор поднял руку, ладонью вперед, растопырив пальцы.

– Я живой, живой… Молился, он хотел напасть, но не смог… Кидал камни, светильники переворачивал, хотел храм поджечь, но… Мы живы.

– Это хорошо, – сказал Рыжов резко. – Куда он побежал?

– Вас почуял, побежал к Хопру, он демон уже, если увидите – поймете.

– Троим, кто в Бога верует, остаться. Остальные – за мной.

Город с этого краю кончился внезапно, только что стояли дома, и даже большие, зажиточные, и вдруг – все, полоска огородов, а дальше лес. Ну, не настоящий еще лес, но изрядный все же. Правда близкий к людям, перебитый и просеками и дорожками. Ехать по такому лесу было легко, все друг друга видели. Но ребята стали зажигать факелы. И когда эти факелы только заготовить успели?

Прошли лесок, оказались на поле. За ним лежал горизонт, он угадывался даже в темноте, даже с рекой на правой руке. Рыжов уже не знал, правильно ли он поверил тому, раненному, что Колядник выбрал направление вниз по реке, а если он ошибется?.. Тогда уйдет… тот, за кем они теперь охотились. Даже среди чоновцев стали возникать какие-то всплески голосов, некоторые из них тоже засомневались.

Внезапно Луна почти очистилась, стало видно даже траву под копытами коней, и лошадки подуспокоились, хотя многие, ох, многие из них все-равно прядали ушами, приседали на задние ноги, не желая идти вперед. Но нужно же, нужно.

Вдруг сбоку, где станица взбиралась своими домиками на небольшой пригорок, появились конники. Многие из них тоже были с факелами, и шли не рысью даже, а шагом, но веером, чтобы между ними и мышь полевая не проскочила. Загоняли, стало быть.

Рыжов приостановился, рядышком тут же возникли Раздвигин и светловолосый комвзвода, они тоже понимали, что происходит. Светлый парень тут же стал сбивать чоновцев плотнее, даже перекликаться заставил, когда еще до тех, пока непонятных, оставалось шагов двести.

Вдруг среди тех, кто в темноте ехал, со стороны города, раздались крики, ударили выстрелы. Рыжов подался вперед, чтобы понять, в кого они палят. Не могло так быть, чтобы просто в пустоту, не те это были ребята, казаки все же…

Нет, все было правильно, кто-то вихрем смотался туда, на дальний фланг, и почти сразу же стал возвращаться. Оказалось, что это свои, тот цыганистый, кого Рыжов в городе пытался за старшего оставить. Он поскакал к ним, не заботясь о том, как лошадь в этой темноте землю под собой видит, так можно было и коня загубить, но сейчас это казалось неважным, словно бы они в бою находились…

– Свои, – еще издали прокричал цыганистый комвзвода. – Свои, говорю!

Подлетел, осадил коня, перевел его на шаг. Уже вблизи добавил:

– Мы и дедка нашли, Ратуя, тоже тут крутится. Зачем – непонятно, может, его под арест нужно?

– Пока не нужно, – отозвался Рыжов. И тут же, принимая уже командование на себя, спросил: – Он туда ушел, да? Твои его хоть видели?.. Не зря же стреляли?

И тогда только заметил, что цыган этот, даром что боец первостатейный, а не в себе был.

– К-кажись, видели. – Был он бледный, и губы у него заметно подрагивали даже в лунном свете. Только волей не позволял страху проявиться в своем голосе.

– Ты чего? Приди в себя, – заговорил Рыжов негромко, и хорошо, что так близко они оказались.

Цаганистый опустил голову, догадался, что стоит лицо-то спрятать.

– Ты его не видел, командир.

– Не видел, но это не важно… Спокойно, я сказал. – Все же в сторону захотелось посмотреть, чтобы не видеть этих глаз. Хорошо хоть, другие не протестовали, когда он их снова под командование взял. Ведь ему же вести их дальше, в погоню, и так до конца, пока не доберутся до него. – Он туда ушел, да?.. Ладно. Полуэскдрон, на рысях!.. А-арш!.

Рысь какая-то дохлая выходила, никто вперед не рвался, не как под пулями, когда все просто – быстрее до врага доберешься, быстрее его загасишь шашкой или копытами, он в тебя меньше успеет патронов высадит, вот и летишь, словно смерти нет, словно ничего нет, кроме скачки… А тут жмутся за других, именно жмутся. И даже полукругом теперь их не раскинешь, они так и будут по трое-четверо двигаться, не рассыпаться, как положено.

И снова, довольно нежданно, возник факел впереди, довольно далеко, чуть не в полуверсте, одинокий огонек у самой реки… Кто-то стоял там, причем, без коня, на ногах. Рыжов и не заметил, как рванулся вперед, и только кого-то рядом с собой почувствовал, оказалось, Раздвигин послушно от него не отставал.

А у реки почти неподвижно, словно дерево, стоял дед этот, Ратуй, как он тут оказался раньше чоновцев?.. Спокойно так стоял, словно и не было никакой опасности, даже удивительно стало. Но зато и бойцы сделались поуверенней.

– Дед, ты?.. Ты чего тут?

И вместо ответа дедка Рыжов вдруг услышал… Кто-то очень уверенно и мощно переплывал реку. От него даже в этом лунном свете волны по воде расходились. Река тут спокойной была, плавной, как выглаженная. Кто-то из боцов все же догнал Рыжова с Раздвигиным, которые топтались на своих конях рядом с Ратуем. Оказался это светловолосый командир из чона.

– Уйдет он, – проговорил он, чуть запыхавшись от скачки, видимо, тоже галопом коня погонял.

– В темноте же за ним, вплавь… – задумчиво проговорил Рыжов. И сам замолк, не знал, как и продолжать.

– Он может, если попробуешь, полкоманды утопить, – отозвался светлый чоновец.

– Хорошо плавает? – спросил Раздвигин.

– Как выдра. Сам же с моря, хоть и северного… Не раз вместе купались.

– Вода еще холодная, – заметил дед. – У нас по такой весне еще и коней не купают.

– Для него – уже не весна, а лето, – буркнул кто-то из других чоновцев в темноте.

А дед Ратуй стоял не просто так, он чего-то ждал. И спустя минуту, другую, или даже еще дольше, стало ясно, чего он ждет. На противоположном берегу выстрелили, и словно по команде показались факелы, они возникали один за другим, словно цветы распускались во тьме.

Вот тогда-то и стало ясно, что Ратуй не просто прислушивался, а обозначал собой место, от которого следует отсчет вести тем, кто на другом берегу ждал, чтобы Колядник… вернее, то, что им когда-то бывало, вошло в воду. Дед уже и не скрывался. Мельком обернулся, кивнул Рыжову, пробормотал:

– Не рано ли они? Ведь он может и по течению… Или против.