Александр Ледащёв - Город, который ты любишь [СИ]

— Да хватит и тамошнего насекомого, чтобы отправиться на тот свет, — пробубнил его товарищ, человек начитанный и потому странный.

— С нарядом не повезло, твою мать, — согласился третий.

Начитанный кивнул и сдвинул в сторону очередной мешок. Насекомого или анаконды там не оказалось. Из тьмы на него смотрели два огромных глаза, переполненных яростью и тьмой. Это было последнее, что он увидел, так как в следующий момент обсидиановая кромка ножа Маронге перехватила ему глотку до позвонка. Как-никак, а по режущим свойствам с этим материалом не поспорит любой современный хирургический инструмент.

Маленькой чудовище, выскочившее из тюков, кинулось к выходу, размахивая какой-то длинной трубкой. Солдаты попались тертые, бульканье начитанного услышали сразу и потому среагировать успели — убитому досталось еще две пули, но в том месте мелкой твари, запросто убивающей людей, уже не было, она приближалась, как уже было сказано, к выходу. Стреляли и вслед, но толку было мало, точнее, не было. От тела твари отлетел кусок, а затем в самолет ворвался стоявший внизу солдат и ударил чудовище ногой. Точнее сказать, попытался это сделать — ублюдок походя перехватил ему сухожилия под коленом до костей и сбежал.

На поле поднялся переполох. Группа, высадившаяся на землю, была не готова к тому, что каннибалов, которых зачистили на территории, они привезли и с собой, да и оружие было разряжено и упаковано, у тех, кто попал на разгрузку, пистолеты были с собой по штатному расписанию этого несуществующего отряда. Пункт устава был странным, но оказался, как и все его пункты, точен и написан кровью, как любой воинский устав. Стрелять-то пришлось?

— Уррр! Уррр! — Вопил Маронге, улепетывая со всех своих коротких ножек. Это значило: «Достал! Достал!», хотя, честно признаться, хотелось ему кричать боевой клич, но это было бы неверным — он убегал.

— Стой, педик, твою мать! — Орали солдаты, поспешая за карликом, который за здорово живешь убил их товарища, пусть даже и с закидонами. Стреляли только те, кто был на разгрузке, а чертов ублюдок бежал прямо на прожектора, растворяясь в их свете. Толку стрельба не дала, а догнать людоеда не удалось.

Кусок, который отстрелили от того на борту, оказался сушеной человеческой головой.

— Дожили, — констатировал полковник, с интересом рассматривая трофей. Тот не пострадал от столкновения с пулей, та лишь перебила ремешок, на котором держалась голова. — В город ушел людоед. Которого мы привезли с собой. Никому не звука. В городе ему не выжить. Это не его джунгли. Это — цивилизация. Наша, не его. Это — город. Он убивал и не таких. Его или съедят собаки, или убьет транспорт, или что угодно. Мы ничего не знаем. Всем ясно?

— Так точно, сэр! — Рявкнули солдаты его отряда. Город убьет кого угодно, не то, что дикаря, который не в силах обуздать свои страсти и сроду не видал ничего, кроме леса и травы. Все верно. И не поспоришь.

— Мы живем в цивилизованной стране, подсудимый! Вы убили человека, который проник в ваш дом, уже за территорией, вам принадлежащей! — Обвинитель неистовствовал, подсудимый был ошарашен. Он лишь защищал свой дом, семью, жену и ребенку, а убил случайно, бил-то в спину, а то, что бандит при падении сломал себе шею, не его вина, разве нет? Это же любому дикарю ясно!

В этих же словах примерно защищал бедолагу и его адвокат. Но — увы, чернокожий обвинитель, усомнившийся в злых намерениях убитого бандита («Допрос с него, вашими молитвами, снять уже на удастся! Может, он был пьян, или под воздействием наркотиков и просто заблудился! Вы же сами признали, что дверь была не заперта!») при содействии чернокожего судьи, пришли к выводу, что обвиняемый виновен в совершении действий, повлекших смерть потерпевшего, чьи мотивы были суду уже неизвестны.

— Ваша честь! Как можно сомневаться, что человек, вломившийся к вам в дом в час ночи…

— Протестую! — Возопил обвинитель, — вы давите на суд! Он не вломился, дверь была не заперта!

— Принято. Продолжайте, — негр в парике недобро смотрел на белокожего, как молоко, адвоката и убийцу.

— Мой подзащитный не хотел его убивать, он лишь хотел задержать его, он действовал в состоянии аффекта от проникновения в дом чужого человека!

— Вот! — Вклинился обвинитель, — че-ло-ве-ка! Который не успел сделать ничего дурного, как был убит! О каком состоянии аффекта может идти речь? Ваш подзащитный, как мы убедились, совершенно здоровый психически человек!

— Прекратите, обвинитель! — Сурово молвил судья, дождавшись конца фразы. Белый убивец, обалдев, смотрел на происходящее с ощущением присутствия в театре абсурда. Что удивительного в том, что он кинулся за тем, кто в ночи вломился в его жилище?! Это его крепость, чудо, что он вообще оказался дома!

Как ни распинался адвокат, дело было плохо. В перерыве судья пригласил его и обвинителя в комнату совещаний и, не мудрствуя лукаво, предложил идти на сделку. Его подзащитные кается и получает от года до трех. Не кается — и получит лет пятнадцать. Адвокат был мужчина опытный и понял, что ловить тут нечего. Так он и сказал своему подзащитному, очкастому блондину, чье лицо отображало полный и глубокий шок.

— Год тюрьмы?! За что?! Это же мой дом, моя семья, я же не хотел его убивать!

— Еще бы вы сказали в суде, что хотели убить! Кайтесь, соглашайтесь и через год можете быть дома, — деловито сказал адвокат. — Я знаю такие дела. Кончится все темой расизма.

— Какого расизма?! Дело было ночью! Он же сам — черный, как сажа! — Простонал обвиняемый, — я вообще думал, что он в чулке.

— На улице горели фонари, к сожалению. Вы могли бы и понять, что перед вами чернокожий, — назидательно ответил адвокат.

— Вы издеваетесь? — Спросил обвиняемый.

— Нет. Я говорю вам то, что вы услышите в суде, если станете брыкаться, простите за жаргон. И дверь — почему у вас не запирается дверь?

— Она запирается! Но не всегда, в конце концов, мы не в джунглях живем, и не в гетто, а в благополучном, спокойном районе, это город, мидлл-таун, порой я не запирал дверь!

— Гетто? Нет, вам лучше не говорить в суде вообще. Вы не умеете говорить. Совсем, — подытожил адвокат. — Тут и поднимется тема расизма. Поверьте мне. Соглашайтесь на сделку. Год лучше, чем пятнадцать лет. И вы правы, мы не в джунглях. Здесь действует закон.

И не поспоришь.

В ту же ночь сокамерник белого убийцы, двухметровый амбал, весь день мрачно косившийся на нового соседа, наконец, снизошел до разговора и, узнав, якобы впервые, что убит был афроамериканец, ударил сокамерника в лицо, умело прижал подушкой и сделал из того милую свою Люси, дожидавшуюся его на воле. Продолжалось все это до утра, с перерывами на битье, макание в унитаз и посулами еще более веселой жизни, начиная прямо с утра.