Александр Ледащёв - Дождавшийся Манчак [СИ]

— А как туда тебя вообще пустили? — Все же уточнил он.

— Почти без напрягов. Наличные деньги творят чудеса. Да и паспорт у меня в порядке. С визой вместе. Оба одинаково левые. Как, собственно, любая бумажка, которую мы носим. Неважно, купил ты ее, или получил, где положено. Если ты сам не знаешь, кто ты такой, тебе никакая бумажка не поможет. А если знаешь, то не один черт, что там написано?

— Тут ты прав, мужик. Но как-то у тебя все очень просто, — задумчиво проговорил Самюэль.

— Первое, мужик, что надо знать о жизни — она прекрасна. Второе — очень проста. Фишка в том, чтобы не угробить на это все отпущенное тебе время, — тут пассажир зашелся кашлем. Кашлял долго, сильно, с хрипом всасывая сырой воздух Манчака, потом бессильно привалился к бортовому ограждению, какими был оборудован катер Самюэля. Хотя, как он не раз уже выяснял, отмывая кровь со дня и объясняясь в полицейском участке, не для всех идиотов они, заграждения, одинаково полезны, или, скорее, одинаково непроницаемы.

Самюэль направил на пассажира мощный фонарь, тот обернулся. Лицо его, загорелое, теперь было пепельно-серым.

— Неважно выглядишь, — сказал негр, с чем-то, пусть очень отдаленно, но напоминающим оттенок сочувствия.

— Подыхал долго, вот и неважно выгляжу, — отвечал его пассажир, все так же равнодушно, уже начиная надоедать Самюэлю этим жестом, пожав плечами.

— А из-за чего? — Спросил негр.

— Легкие, — не вдаваясь в подробности, сказал белый, — не парься, мужик, это не заразно, даже если ширяться одним баяном.

— Бывает, мужик, — сказал негр, с чем-то еще более напоминающим сочувствие.

— Ну, бывает. Ты ведь тоже подыхаешь.

— В смысле?

— В прямом. Ты что, серьезно думаешь, что вписавшись в такой блудень, как ночной поход на настоящий Манчак, вернешься живым?

— Ты хочешь меня убить, «снежок»? — Поинтересовался капитан, незаметно протягивая руку к своему дробовику.

— Не дергайся, ниггер, я снесу тебе чердак прежде, чем ты вытащишь свою базуку из чехла, — обнадежил его белый. — Нет, я не собираюсь тебя убивать. Просто из таких блудняков нет выхода. Если ты не понял, это уже не совсем тот Манчак, по которому ты катаешь куриц и ссыкливых мягкозадых фраеров.

Снова, незаметно для себя, пропустив мимо ушей «ниггера», Самюэль огляделся. Белый прав. Что-то начинало неуловимо меняться, но он не сумел бы сказать, что именно. Просто на них надвигался тот самый Манчак, который он так упорно рекламировал и навязывал туристам, пока тем не начинало мерещиться, что так и есть. Но в такие моменты он никогда не видел его сам. Болото и болото.

— Ну и что делать будем?

— Да ничего не будем, дальше пойдем. Манчак еще даже не начался толком. В конце концов, я сюда для этого сюда и приехал, а тебя сюда никто силком не волок.

— Черт, «снежок», а ты прав, — рассмеялся неожиданно Самюэль, — ну, посмотрим, что будет дальше. Слушай, мужик… После той пальбы, что ты устроил намедни, меня так и подмывает спросить кое-что, хоть этого делать и нельзя.

— Можно, мне все равно, — утешил его белый.

— Ты что — профессиональный убийца? Только по-чесноку, а, мужик?

— Нет, — просто ответил белый.

— А ты убивал в своей стране?

— Да, — сказал белый.

— И чего? — Несколько непонятно спросил его Самюэль.

— Да ничего. Просто в один прекрасный день я понял, что все эти дебильные законы той страны, где я жил, не про меня писаны. Даже в вашей ебаной Америке, ворвавшись в твою чертову халупу, или хижину, или любую ссаную дыру, которая принадлежит какому-нибудь мистеру Смиту, я могу быть уверен, что ее владелец сделает из меня сито и скормит собакам, а власти скажут ему, что он был прав. И отправят к психоаналитику. Лечить нервы. И ты знаешь, что он прав. И я буду знать, что он будет прав, а потом, недолго, что он прав, а потом, совсем недолго, что он был прав. А самое главное, что он будет это знать, сечешь? Если он верит в Бога, то ему и ваш поп отпустит грехи. А если я сделаю это у себя дома, то я буду, для начала, как минимум год сидеть в тюрьме или находиться под следствием, которое угробит мне нервную систему и молиться, чтобы власти пришли к выводу, что я имел на это право. Если нет — мне пиздец.

— Это как? — Поразился негр.

— А вот так! — Ответил белый.

— Странная страна у тебя, парень, — задумчиво протянул негр.

— Ты не представляешь, насколько ты прав, парень, — согласился белый, закуривая то самое сушеное ослиное дерьмо пополам с табаком.

Около часа лодка Самюэля неслась по Манчаку стремглав, на высоких оборотах. Он был порядочным человеком и обещал показать белому Манчак. А тот начинался далеко после обычных маршрутов, где он катал кур и гусей, пищавших от восторга при осознании собственной храбрости. Он слышал о ниггерах, что рисковали ходить и дальше, но это были или убитые джанки, или выпускники Папы Лякура, о чем предпочитали помалкивать многозначительно все. Почти помалкивать, усмехнулся он. Так вот. Джанки не возвращались, ученики Папы Лякура — когда как, а простые идиоты, которые порой арендовали лодки и устремлялись на Манчак в одиночестве, или группами, вооружась картами и прочей хренью, которая тут стоило дешевле жизни человека, то есть меньше, чем просто «ни хуя», пропадали полным составом. Разок даже пропала в Манчаке довольно серьезная экспедиция, которую возглавил, как ни странно, один из учеников Папы Лякуру. Тут было дело темное — куда девались они все, включая ученика, но факт был налицо — яйцеголовых как корова языком слизнула, вместе с лодками, палатками, аппаратурой и прочей научной хренью.

Да, Самюэль знал Манчак, действительно, знал. Лучше всех, кроме Папы Лякура, которому, надо полагать, средством передвижения служили аллигаторы, но в остальном — лучше. Знал он и места, куда соваться нежелательно, куда соваться очень нежелательно, а куда и вообще нельзя. Какие бы бабки не предлагали шизофреники с научной степенью или просто так. Белый этот не был ни тем, ни другим, но Самюэль поймал себя на мысли, что ему хочется показать этому человеку тот Манчак, что тот оплатил. Настоящий. Дальний, как его назвали бы на берегу.

— Все, мужик, кончился Манчак для кур, — весело оповестил он белого. Тот кивнул, не оборачиваясь и прибавил: «Скинь обороты, Самюэль. Время посмотреть вокруг».

Самюэль послушался и скоро Манчак стало слышно. Он поймал себя на том, что рев мотора придавал ему, оказывается, бодрости. А белому, судя по всему, бодрость эта была не нужна, он и так чувствовал себя в своей тарелке. Такого человека Самюэль еще не видел. Хотя видел всяких. Самых разных. Его самого, хоть и почитали самоубий цей и выпендрежником все, кто занимался тем же самым, нарков, любопытных, просветленных, как им чудилось, да кто только не кормил аллигаторов Манчака!