Генри Каттнер - Рассказы. Часть 3

Взломанная дверь распахнулась в темноту. Я ввалился внутрь.

— Пег!

Она безвольно лежала на диване, но горела единственная свеча, и когда я бросился вперед, она села, слабо улыбаясь.

— Дорогой, я, должно быть, упала в обморок, когда ты ушел, но обезьянка исчезла, и я чувствую себя… хорошо. Что случилось?

— Ты не… знаешь?

— Конечно, нет. Как я могу? Я была под заклинанием или что-то вроде того.

— Но я думал… Скажи мне, — потребовал я у нее, шепча в кольце ее рук.

Она улыбнулась и кивнула, и было приятно видеть это. Но я продолжал гадать. Значит, этого не было? Была ли обезьяна всего лишь обезьяной? Неужели зверь привел меня в магазин и отомстил? Должно быть, так оно и произошло, потому что Пег была здесь. Или же — когда Марду умер, Пег освободилась. Возможно, изменение оказалось недостаточно долгим, чтобы установилась астральная связь. Возможно, было еще одно заклинание, которое Марду произнес, когда животное вернулось. Или мне все это просто мне померещилось. Но револьвер в моей руке опровергал эти мысли. И отсутствие обезьяны подтверждало их. Я рассказал Пег всю историю, а потом добавил свои сомнения.

— Ты уверена? — спросил я. — Ты ничего не знала, не чувствовала?

Пег улыбнулась.

— Тебе, должно быть, померещилось, — сказала она. — В том-то и беда, дорогой, что у тебя такое глупое воображение. Конечно, твоя идея, что я была обезьяной и привела тебя к Марду, ошибочна.

— Пег, — сказал я. — Или ты очень храбрая девушка, что пытаешься избавить меня от этих ужасных воспоминаний, или ты просто упрямая, милая, проклятая дурочка. Так как же?

— А тебе не хотелось бы знать это точно? — спросила Пег.

И посмотрела на меня. Она по-обезьяньи улыбнулась, и я вспомнил еще один взгляд, который бросила на меня обезьянка, отчего у меня возникли ужасные сомнения. Потом Пег поцеловала меня, и я перестал беспокоиться. Времени для споров будет предостаточно. Мы с Пег всегда спорили. Но с этого момента, решил я, у нас с Пегги будет только один спор — мальчик это или девочка. И даже тогда я надеялся, что со временем мы придем к соглашению.

Robert Bloch. «A Sorcerer Runs for Sheriff», 1941.

Аллан Вандо был одним из самых популярных людей в городе.

Он входил во все клубы, братства и гражданские движения. Он посещал больше общественных собраний, чем остальные четыре сотни жителей вместе взятые. Знал всех по именам и устраивал самые необычные вечеринки в местном обществе.

Я ненавидел его до глубины души. Возможно, это следует объяснить. Может быть, большинству мужчин нравится, когда их хлопают по спине в общественных местах, пока у бедняг не треснет хребет. Возможно также, большинству мужчин нравится, когда у них от смеха лопаются барабанные перепонки. А вот мне нет, и все. И когда Аллан Вандо встал в банкетном зале и затрубил о «государственной службе и помощи ближним», я вспомнил только, что этот мистер Вандо платил своим фабричным рабочим самую низкую зарплату в городе и был известен политическими махинациями в бизнесе.

Отсюда моя неприязнь к внутреннему миру Аллана Вандо. С таким же успехом я мог признать, что моя ненависть касалась его внешности. Он был слишком толст, и улыбка, растянувшаяся на его трех подбородках, казалась слишком маслянистой.

Когда я увидел это жирное тело и маслянистую улыбку, маячившие передо мной в коридорах офисного здания, мне захотелось ускользнуть от него, но было слишком поздно. Вандо увидел меня и шагнул вперед, выставив вперед руку, словно штык, готовый вонзиться мне в живот. Это означало, что он хочет поздороваться. Поэтому я протянул ему пальцы, и через тридцать секунд они оказались не в лучшем месте.

— Так-так-так… рад вас видеть… заходите.

Я пробормотал, что у меня назначена встреча, что я просто оказался в офисном здании по делам, и что у меня нет времени-и не успел закончить, как он втолкнул меня в свой кабинет. Интересное дело. Вандо, очевидно, знал, как я к нему отношусь, и сердечно ответил мне взаимностью. Зачем ему понадобилась такая муха, как я, в его паучьем логове?

Но вот он я, стою в его обшитой панелями красного дерева комнате с большим застекленным столом и флуоресцентными лампами, отражающимися в надписях «Служба», украшающих стены. Как только за мной закрылась дверь, Вандо перешел к делу.

— Я подумываю заняться политикой, — торжественно объявил он.

«Ты слишком плох для политики», подумал я, но промолчал.

— Да, друзья в городе убеждали меня исполнить свой гражданский долг и баллотироваться на государственную должность.

Для такого парня, как Вандо, было бы довольно трудно провернуть и то, и другое. Я еще мог вообразить, как он баллотируется на должность, но, чтобы выполнить свой гражданский долг, ему придется умереть. Я не упомянул об этом, но ждал новых откровений.

— Итак, — ухмыльнулся Аллан Вандо, — я почти решил выдвинуть свою кандидатуру на выборах шерифа.

— Шерифа? — эхом отозвался я. — Это сюрприз.

Так оно и было. Но при этом он мог бы стать хорошим стрелком — если бы умел стрелять пистолетом так же хорошо, как собственным ртом.

— Я подумал, что вы захотите знать. Естественно, я ожидаю, что мои друзья поддержат меня в гонке.

Возможно, он имел в виду, что слишком пьян, чтобы находиться в одиночестве.

— И когда я увидел вас, — заключил кандидат, — я сказал себе: вот человек, который мне нужен. Не желаете написать для меня несколько речей? Вы писатель, не так ли?

— Ну… — начал я.

— Знаете, нужно просто собрать несколько досок для моего помоста.

Я бы предпочел сколотить несколько досок для его виселицы.

— Надо подшутить над публикой, не так ли? Просто выбейте из меня несколько патриотических фраз, немного помашите флагом, и я сделаю все остальное. Я обеспечил себе финансовую поддержку, и помощники будут раздавать пиво — обычная кампания. Так что скажете?

Для того, что мне хотелось бы сказать, я был достаточно вежлив, чтобы произнести это себе под нос. И все же нужен был предлог, чтобы сменить тему.

— Дайте мне время подумать, — сказал я ему.

Мои глаза блуждали по комнате в поисках возможности сменить тему разговора. Я нашел кое-что. На столе рядом со столом Аллана Вандо лежали самые нелепые предметы, какие только можно встретить в офисе делового человека. Предмет номер один — обложка журнала ужасов. На ней были изображены руки ведьмы, втыкающей булавки в крошечную восковую куклу. Вторым номером шла газетная вырезка о колдовстве. И предмет номер три, самый поразительный, — дюжина грубых, крошечных восковых фигурок, стоящих в ряд.

— Послушайте, — выпалил я, — на кого вы пытаетесь навести порчу?