Рэйчел Винсент - Потерянная душа

Это стало моей новой целью. Делать и говорит все необходимое для того, чтобы выйти. Чтобы вернуться в школу и обратно к моей жизни.

Медсестра Нэнси начинала каждое утро с тех же двух вопросов и добросовестно записывала мои ответы на карточку. Я видела доктора Нельсона каждый день по несколько минут, но его, казалось, больше волновали побочные эффекты лекарств, которые он предписано, а не их действие. На мой взгляд, тот факт, что у меня больше не случались приступы крика, было полное совпадение, а не результат таблеток, которые они заставили меня принять.

И таблетки…

Я с самого начала решила не спрашивать от чего они были. Я не хотела знать. Но я не могла игнорировать побочные эффекты. Я все время чувствовала слабость, и половину первых двух дней проспала.

В следующий раз, когда пришли мои тетя и дядя, они принесли две пары моих джинсов и «О дивный новый мир», и следующий день я провела, читая его во время бодрствования. В тот вечер, Паул дал мне шариковую ручку и блокнот, и я начала писать обычное письмо, отчаянно скучая по ноутбуку, который мой отец прислал на мой последний день рождения.

На пятый вечер моего пребывания в Ле-Ле-Лэнд, мои тетя с дядей и я сидели на диване в общей зоне. Тетя Вэл бесконечно лепетала о рутине в танцевальной команде Софи и о многих раундах дискуссий со спонсором команды насчет новой формы: Комбинезоны или отдельные джемперы с шортами.

Меня лично не волновало, даже если Софи будет танцевать в обнаженном виде. В самом деле, когда-нибудь жизненный опыт может для нее открыть некоторые интересные возможности для карьеры. Но я слушала, независимо от того насколько скучна была история тети Вэл, но все это происходило в реальном мире, а я пропускала в реальном мире больше, чем когда-либо что-нибудь в своей жизни.

В середине подробного описания комбинезона несколько одновременных статических вспышки привлекли мое внимание к палате медсестер. Я не могла разобрать слова, раздающиеся из рации, но очевидно происходило что-то необычное.

Спустя несколько мгновений, где-то за пределами палаты медсестер крик разорвал больничную тишину, и у главного входа возникла суета. Затем дверь распахнулась, и в дверь вошли двое больших мужчин, ведя парня примерно моего возраста, крепко держа его за руки. Он отказался идти, так что его босые ноги волоклись по полу позади него.

Новый мальчик был худым и долговязым и разрываясь кричал, хотя я не могла понять ни слова. Он был полностью обнажен и пытался сбросить наспех накинутое на плечи одеяло.

Тетя Вэл вскочила на своих высоких каблуках, как и ожидалось, в шоке. Ее рот раскрылся в удивлении, а руки безвольно повисли по бокам. Дядя Брендон нахмурился, и кому-то мог казаться парализованным. И все пациенты секции высыпались из своих комнат, чтобы рассмотреть беспорядок.

Я осталась на диване, парализованная ужасом не только из-за того, что увидела, но из-за того, что вспомнила. И я выглядела так, когда санитары привязали меня к постели? И мои глаза были настолько яркими и устремленными в никуда? Мои конечности так же вышли из-под контроля?

Я была одета, конечно, но это было бы не так, если бы мой следующий приступ паники произошел бы в душе. Потащат ли они меня голой и привяжут ли меня к другой кровати?

Пока я смотрела, завороженная и испуганная, санитары протянули новичка через половину секции, дядя Брендон дернул тетю Вэл в один из углов теперь почти пустой комнаты. Он взглянул на меня, но я сделал вид, что не замечаю, зная, что он не хочет, чтобы я слышать то, что он хочет сказать.

— Мы поступили неправильно, Вэл. Она не должна быть здесь, — прошептал он яростно, и глубоко в душе мне стало веселее. Шизофрения или нет — диагноз еще не был подтвержден — но я не принадлежала Лейксайду. У меня не было сомнений.

Краем зрения я увидела как моя тетя скрестила руки на узкой груди.

— Доктор Нельсон не позволит ей выйти, пока…

— Я могу изменить его мнение.

Если кто и может, то это дядя Брендон. Он может продавать воду рыбе.

Один из санитаров отпустить руку пациента, чтобы поправить одеяло, и новый парень толкнул его назад, а затем попытались высвободиться из хватки другого санитара, теперь из его уст лился случайный поток проклятий.

— Он не работает сегодня вечером, — прошептала тетя Вэл, нервно смотря на драку. — Ты не сможешь связаться с ним до завтра.

Хмурость моего дяди усилилась.

— Первым делом с утра я позвоню ему. Это будет ее последняя ночь здесь, если я могу ее вызволить.

Если бы я не боялась привлечь внимание к тому, что подслушиваю, я бы вскочила и повеселела.

— Если у нее не будет другого… приступа между сейчас и потом, — сказала тетя Вэл, эффективно надвинув дождливую тучу над моим парадом.

И вот тогда я заметила Лидию, свернувшуюся калачиком в кресле в глубине комнаты, с лицом искаженным от боли, смотрящую на нас троих, а не на драку. Она делала все усилия, чтобы скрыть, что подслушивает, и даже послала мне тонкую, грустную улыбку, когда увидела, что я заметила ее.

Когда санитары схватили нового парня под контроль и спокойно ввели в закрытое помещение, мои тетя и дядя быстро распрощались. И на этот раз, когда дверь за ними закрылась, мой обычный горький ручей одиночества и отчаяния был разбавлен тонкой, сладкой лентой надежды.

На расстоянии восьми часов и телефонного звонка была свобода. Я бы отпраздновала вместе с дизайнером блестящего спортивного костюма.

Следующее утро отметило мой седьмой день в Лейксайде, и моя первая мысль была, что я официально пропустила свой танец возвращения домой. Но трудно было быть сильно расстроенной, поскольку моя вторая мысль была, что я буду спать в своей постели уже этой ночью. Одно знание того, что я выйду, заставляло все остальное выглядеть немного ярче.

Может быть, я не была сумасшедшей, в конце концов. Может быть, я просто была склонна к приступам паники, и таблетки предписанные доком, может, держат это под контролем. Может быть, я смогу жить нормальную жизнь — однажды оставив Лейксайд позади себя.

Я проснулась на рассвете и уже наполовину закончила паззл из пятисот кусочков до того как медсестра Нэнси пришла в общую комнату, чтобы спросить о моем здоровье и самоубийственных порывах. Я даже немного улыбнулась, когда в ответ предложила куда ей засунуть свои табличку с записями.

У остальных сотрудников, казалось бы, мое внезапное хорошее настроение вызывало тревогу, и, клянусь, они посматривали на меня чаще, чем обычно. Что было бессмысленно, потому что все, что я делала, это работала над паззлом и смотрела в окно, скучая по свежему воздуху. И по пончикам. У меня появилось страстное желание съесть пончик, только потому, что я не могла их получить.