Кулак Петрович И Ада - Время Вьюги. Трилогия [СИ]

Это прозвучало звонко и очень уверенно. В сочетании с идеально прямой осанкой, вскинутой головой и тем, как спокойно Дэмонра чеканила совершенно дикие на слух калладца слова, впечатление складывалось самое положительное. Наверное, будь здесь прок от собравшихся присяжных, они бы ей даже поверили и оправдали. К сожалению, после признания факта колдовства от них больше не было никакого толку.

Время как будто упало на триста с лишним лет назад. Передовые и напичканные новейшими идеями господа и дамы, либералы, блюдолизы, борзописцы и остальная публика имели возможность наблюдать вульгарный ведовской процесс. Такого даже в Рэде, хронически рассматриваемой подданными кесаря как отсталая и дикая страна, не видели уже лет двести пятьдесят.

А вот в бесконечно обошедшем Рэду по техническому прогрессу Каллад, в самой его столице такое варварство приключалось уже во второй раз за неполные тридцать лет. Только в первом случае нордэны вспомнили своих богов, чтобы спасти преступников, а теперь — чтобы отправить на расстрел человека, который все никак не мог успокоиться и добровольно отдать Архипелагу наследство. К слову, благополучно промотанное.

Взгляд Дэмонры стал вопрошающим. Наклз почти слышал: «Я все правильно делаю, Рыжик?»

Конечно, она делала все неправильно. Она вообще всю жизнь все делала неправильно. Ей не следовало спасать ни имперского «цетника», ни обездоленных кровососов, ни остатки чести калладской армии, или что она там еще спасала, когда крыла кесаря последними словами.

Случались в мире такие странные люди, любовь к которым строилась исключительно на их ошибках, а не на их правильных поступках.

Наклз успокаивающе кивнул.

— Эта женщина подсудна стали, — ровно заключила жрица, которую Дэмонра назвала Дагмарой. — Задета честь Архипелага. Мы требуем божьего суда.

— Тащите шашку, хочу суда поединком, — прищурилась нордэна. — Пострелушки, конечно, были бы предпочтительнее, но….

— О колдунов сталь не марают, таков закон богов и закон людей, — холодно и твердо оборвала ее Дагмара. — Поединка не будет.

— Насчет божьего закона ничего не скажу, но людской на редкость удобный. Кстати, до случая с пришпиленным к креслу обвинителем, боги вроде как на плохое использование стали не жаловались.

— Подсудимая, вы будете говорить, когда вам дадут слово, — одернули ее. Дэмонра сверкнула глазами, но замолчала.

— Мне крайне любопытно, Ингрейну Дэмонру обвиняют в расстреле гражданского населения или все же в колдовстве? — Эдельвейс Винтергольд цедил слова так, словно тем самым оказывал окружающим огромную услугу, к тому же бесплатную. — Если в первом — при чем здесь многоуважаемые гости…

— Позвольте заметить, мы такие же подданные Его Величества кесаря, как и вы, — неприязненно ввернул Хакан.

— Приятно слышать. Я даже не стану уточнять, о каком именно Его Величестве кесаре идет речь, — Наклз ушам своим не верил. Об Эдельвейсе Винтергольде он слышал мало, а хорошего — еще меньше. Но даже по тем скудным данным, которыми располагал маг, сын всесильного главы Третьего отделения крайне мало походил на человека, решившегося организовать вульгарный скандал националистического толку прямо на суде.

— Прошу прекратить неуместный разговор, — распорядился председательствующий. — Не будем забывать, для чего мы здесь собрались.

— Вот я как раз это и пытаюсь выяснить, — фыркнул Эдельвейс.

— Еще одно замечание подобного рода, и мы будем вынуждены наложить на вас штраф в размере пяти марок.

— Тогда держите сотню и слушайте дальше….

— Мессир Винтергольд!

Наклз насторожился. Что-то во всем этом было бесконечно неправильно. Весьма странно, что обыкновенно довольно спокойный, хотя и неприятный человек, вдруг затевает скандал, более приставший бы Маэрлингу.

«Кому-то это очень нужно», — улыбнулась Наклзу тень на полу.

Маг несколько раз моргнул, прогоняя призраков. А потом что-то произошло. Винтергольд еще препирался, председательствующий еще увещевал, Хакан еще высокомерно улыбался и Дэмонра еще потеряно смотрела на Налза, а он уже слышал идущий из-под белого покрывала низкий, ровный гул.

На зал суда шла вьюга.

Утро не хотело наступать. Рассвет брезжил где-то в такой непостижимой дали, что делалось страшно. Кейси глядела на холодное марево за окном и ждала то ли чуда, то ли казни. В доме висела тишина, не нарушаемая даже дыханием Наклза. Маг, возможно, и вправду спал, а, возможно, отлично притворялся спящим, как и она сама. Может быть, тоже ждал утра, или чуда, или казни. А ночь тянулась и тянулась, как зима.

Кейси отчаянно хотелось, чтобы на улице завыли псы, загрохотала конка, загалдели люди и в окно ворвался самый обычный день, пятница, осень. И еще более отчаянно хотелось, чтобы рассвет не наступил вовсе. Пусть бы они навсегда выпали из времени, как души грешников в страшных сказках, и остались бы в затопленной мраком и тишиной комнате, между прошлым и будущим, всем чужие и никому не нужные. Это было даже надежнее, чем удрать на Дэм-Вельду до конца своих дней.

Все бесконечно долгие пять часов — с момента, как маг вошел в комнату, прошуршал одеждой в темноте и лег — Кейси лихорадочно думала, пытаясь примирить непримиримые вещи. Но по всему выходило, что одновременно любить и жить у нее не получится и, значит, придется выбирать что-то одно. И Наклз рядом лежал неслышно, как мертвец, и тишина висела такая, какая бывает только в комнате, где есть мертвые. Нордэна то думала о своей свадьбе — о белом платье, улыбающемся маге, солнечных лучах и лепестках в воздухе — то вспоминала, как стояла одна-одинешенька над койкой умершей тетки и как совсем недавно опознавала мать в тюремном морге. Видения носили ее по границе легкомыслия и отчаяния, между прошлым, которое было совсем не таким, и будущим, которого могло не быть вовсе, а над всем этим царила вечная скука повторяющихся снов. Запертых дверей, и стен за ними, и белых черт, проведенных белом мелом по белому снегу.

Этой проклятой белой черты не видно на белом, и возврата из-за нее нет.

В комнате пахло прошлым, ушедшим неживым временем. От этой нелепой мысли — типично ночной, не выдерживающей столкновения с ясной логикой дня — Кейси становилось тяжелее дышать, и черный потолок давил на глаза. Она жмурилась, вспоминала детство, вспоминала встречу с Наклзом и последний разговор с матерью, вспоминала свой первый бал и свой первый поцелуй под вербой.

Первый поцелуй с Наклзом вышел гораздо хуже. Маг попросту закрыл глаза. Наверное, хотел видеть вместо нее кого-то другого. Или вообще никого не хотел видеть.

Кейси не могла понять, что толкнуло ее к человеку, который настолько безнадежно не любил ни людей, ни себя.