Кулак Петрович И Ада - Время Вьюги. Трилогия [СИ]

По дороге к дому Магрит — который, если только Эрвину не изменяла память, оказался попутно и домом Найджела Наклза — он думал о том, как тяжело жить в Каллад, не будучи какой-нибудь «Тальвер» по паспорту. И особенно, наверное, тяжело быть Тирье по паспорту, как Анна, но при этом иметь типично виарский нос с горбинкой и карие глаза.

— Их больше, чем нас, — неожиданно серьезно заметил Маэрлинг, когда пролетка уже тормозила на вокзальной площади. Эрвину нужно было забрать саквояж из камеры хранения, поезд он все равно упустил и вовсе не ощущал желания куда-то ехать. До конца отпуска оставалась еще неделя, вечерний кофе в компании Кейси Ингегерд закатился в вечность, а болтовня Маэрлинга не так уж и раздражала. К тому же, Витольд уже целых полторы недели не говорил о всемогущей любви и ее многочисленных предметах.

— Кого — их? — рассеянно спросил Эрвин, чтобы не обидеть приятеля. Он и так молчал почти полчаса. — Рэдцев?

— Нет. Тявкающих щенков.

— Вы же сами носились с идеей своей богоизбранности….

— Это с какой такой идеей, прости, носился народ принципиальных атеистов? — прищурился Маэрлинг.

— Что вы лучше всех, — и не подумал смутиться Эрвин. Он беседовал с Маэрлингом почти механически, потому что вспоминал номер дома, где жила Анна. И почему-то помнил только вид из окна и угол, под которым вечернее солнце падало на местами тертый старенький ковер. — Поздравляю, худшая ваша часть в это искренне поверила.

— Что я в тебе, Эрвин, не люблю, так приступов мизантропии. Тебе полагалось ответить, что они умеют только тявкать, а я дворянский неженка с нервами гимназистки.

— Витольд, Каллад — страна, в военной доктрине которой почти прямым текстом сказано, что с кем хотим, с тем и будем граничить на таких условиях, как нам надо. Конечно, все эти щенки умеют стрелять. Хуже нас с тобой, но на таких, как эта девочка, их хватит.

— В минуты тягостных раздумий о судьбах родины необыкновенно приятно ощутить дружескую поддержку, — едко сказал Витольд. — Если передумаешь бросаться на меч, найдешь меня во «Враньем ко…», хотя — нет. В «Дыхании розы».

— Я, как ты мог заметить, не хожу по бардакам.

— Бардак — это наша с тобой жизнь. А «Дыхание розы» — приличный публичный дом. Чтоб ты понимал разницу, — фыркнул Витольд и быстро зашагал прочь.

Эрвин мимоходом задумался, чем он смог его обидеть и вообще, умел ли Витольд обижаться. Кажется, раньше не умел. Для этого Маэрлинг отличался слишком большими легкомыслием и жизнелюбием — виконт даже на дуэлях стрелялся исключительно после игристого, в хорошем настроении и без ярко выраженной ненависти к противнику. А теперь — обиделся, разозлился.

Мысль о том, что веселому графскому сынку, который хотя бы в силу природного обаяния — не говоря уже о титуле и деньгах — мог походя назначить черное белым, впервые не нашлось, что ответить безродному рэдцу, пришла Эрвину в голову уже когда он подходил к улице, на которой жила Анна. Неунывающий Витольд, наверное, обиделся не столько потому, что был неправ, сколько потому, что у него, Эрвина, не хватило доброты этого не заметить.

«Тридцать секунд околополитического разговора, а день испорчен», — мрачно подумал Эрвин, направляясь к бакалейной лавке мадам Мирты. Это казалось ему более приемлемым вариантом, чем сразу нанести визит Анне. Та, в конце концов, была молодой незамужней девушкой, и его неожиданный приход посреди бела дня мог ее скомпрометировать. Анна, определенно, не относилась к той неприятной Эрвину породе чересчур эмансипированных дам, которые только и мечтали, чтобы их кто-нибудь скомпрометировал.

Лавка Мирты выглядела ровно также, как и почти пять месяцев назад, когда Эрвин видел ее в последний раз. «Лавкой» ее называли скорее в силу привычки: перед ним находился крохотный одноэтажный магазинчик, примостившийся между двумя трехэтажными домами, чьи жестяные крыши угрожающе нависали с обеих сторон. Нарядная, явно самодельная вывеска, чуть поблекшая от времени и дождей, по-прежнему висела над зеленой дверью. Нордэнвейдэ невольно улыбнулся: раньше он бывал здесь не реже раза в месяц, покупая перчатки, которые по рассеянности тут же терял. Мирта — веселая рэдка, мать троих детей и всех людей, готовых поделиться с ней своими горестями — беззлобно подшучивала над такой расточительностью тогда еще лейтенанта и даже предлагала отпустить пару в долг. Что Эрвину в ней бесконечно нравилось, так это отсутствие всякого страдательного или назидательного пафоса. Она не переживала, что жила в неродной стране, хотя всегда была рада тихонько поболтать по-рэдски с посетителями, если такая возможность выдавалась, и не злилась, видя рэдца в калладской армии — в конце концов, в жизни случалось всякое.

Эрвин по дороге купил кулек леденцов для ее детей — теперь ему, во всяком случае, не приходилось выбирать между этим удовольствием и мясом к собственному ужину — толкнул зеленую дверь и оказался в небольшой комнатке, освещенной единственным окном и двумя масляными лампами. За стойкой вместо Мирты стоял невысокий мужчина с пробором как у клерка и пристальным взглядом. Увидев Эрвина, он мигом сложил губы в улыбку, которая настолько плохо сочеталась с выражением глаз, что выглядела пришитой. Ну просто вылитый опереточный шпион. Эрвин даже удивился, где Мирта откопала такого неприятного приказчика — раньше ей помогала старшая дочь.

Дело осложнялось: Эрвин, конечно, не стал бы расспрашивать незнакомца об Анне. Вряд ли он вообще знал, что Мирта позволяет использовать магазинчик в качестве почтового отделения для людей, которые не могут писать друг другу напрямую. В Каллад такое вообще не приветствовалось — уж очень не любил Герхард Винтергольд подобные вещи, особенно в исполнении граждан второго класса.

Эрвин обвел витрину рассеянным взглядом, соображая, что ему может быть нужно в этом местечке, кроме его хозяйки.

— Добрый день, — улыбнулся человек за стойкой. — Я могу вам чем-то помочь?

Нордэнвейдэ не хотелось лгать, что он искал пуговицы, поэтому он прямо сказал, что ищет Мирту.

— Мадам Вилассэ здесь больше не работает, — необыкновенно любезно отозвался мужчина. Чем-то эта необыкновенная любезность резанула Эрвину слух, как фальшь в мелодии. — Вы ищите мадам Вилассэ по каким-то деловым вопросам? Вся бухгалтерия осталась здесь, и я буду рад вам помочь…

«Смотрит на меня, как будто сейчас побежит жандармам портрет рисовать», — с отвращением подумал Эрвин. Глаза приказчика буквально ощупывали его лицо.

— По личным. Мадам Вилассэ не сообщила, куда переходит?

— Переходит? — поднял бровь мужчина. — Увы. Боюсь, здесь некоторое недоразумение. В свете последних событий…