Кулак Петрович И Ада - Время Вьюги. Трилогия [СИ]

Именно поэтому, когда генерал Вейзер в приватной беседе намекнул ей, что знает, кто и зачем помог сжить со свету ее племянницу, Ингихильд не поверила ни слову. Она только каким-то шестым чувством поняла, что скоро начнется. И, действительно, началось. Не успели колокола отзвонить по Кейси Ингегерд, а Ингихильд уже пригласили на конфиденциальную встречу. Настолько конфиденциальную, что от нее за сто шагов пахло провокацией. Будь у Ингрейны между небом и землей хотя бы один союзник или просто человек, которому она могла бы доверять, нордэна нашла бы способ отказаться, но таких людей не обнаружилось. Она ни на грош не верила генералу Вейзеру, однако увидеть единомышленника в Зондэр, которую Вейзер в чем-то подозревал, а уж тем более в Магде, равно лишенной подлости, амбиций и, увы, мозгов, оказалось выше ее сил. В итоге, она, скрепя сердце, согласилась.

Ингрейна Ингихильд собиралась на встречу очень тщательно. Нордэна понятия не имела, за какими бесами пригласивший ее генерал Вейзер настаивал, что все должно выглядеть как обыкновенное свидание, но на всякий случай как следует запомнила лицо мужчины, который должен был встретить ее на первом этаже доходного дома, в ресторанчике. Незнакомец с фотографии — карточку Ингихильд, конечно, показали, но не отдали — напоминал нечто между платным танцором и альфонсом средней руки. Бриллиантин на волосах, пробор как по линейке, тонкие усики. Таких нашлось бы по полдюжины в каждом столичном увеселительном заведении.

«Даже если меня с ним увидят, никто и никогда его не опознает», — вполне равнодушно думала Ингихильд, подводя губы перед зеркалом. Ее враги — а друзей у нее в Каллад не нашлось — поступили умно и наняли невидимку.

Нордэна долго сомневалась, брать или не брать пистолет, и в итоге решила, что, если потребуется, она все равно упадет с лестницы или отравится устрицами через пару дней. Пистолет остался дома. Ингихильд благоразумно черканула Карлосу — по иронии судьбы, тоже платному танцору, наполовину виарцу — записку, предупреждающую, что ждать ее вечером не нужно. Она до сих пор не была уверена, пел ли жгучий черноглазый красавец ей серенады по зову сердца или из каких-то менее романтических соображений. Во всяком случае, если его благосклонность кем-то и оплачивалась, так не ей, а тайной полицией, то есть нравственное падение не состоялось до конца. В последний раз взглянула в трюмо, подхватила сумочку и вышла в мягкие вечерние сумерки.

При ближайшем рассмотрении в сомнительном заведении не оказалось ничего ужасного. Доходный дом Эстери был не лучше и не хуже мест, где Ингихильд студенткой коротала пятничные вечера. Ресторанчик, расположенный на нижнем этаже, так и вовсе выглядел вполне пристойным и чистеньким, и мог бы располагаться в каком-нибудь более приличном районе, чем развеселые Семь ветров. Там даже играли не новомодное танго — по правде сказать, Ингрейна этот выкидыш прогресса не любила — а какой-то старый как мир виарский романс про любовь и разлуку. Женщина в углу — типичная певичка в побитом жизнью меховом манто — несколько дребезжащим голосом пела, вполне прилично попадая в ноты.

Ингрейна на мгновение замешкалась в проходе, осматриваясь, но потом поняла, что в сумраке и мерцании свечей ничего нужного для себя все равно не увидит, и двинулась к первому же свободному столику. Сияющий бриллиантином герой-любовник нашел ее практически мгновенно, видимо, ждал где-то неподалеку. Ингихильд с хорошо замаскированным презрением оглядела своего кавалера и огромный букет роз, поблагодарила и стала с интересом ждать развития событий. Сперва ей предложили вина — она легко согласилась. Было бы глупо добавлять опия в напиток человеку, который гораздо легче может умереть от отравления эфиром. Затем предложили потанцевать — она отказалась. Далее последовало вполне культурно оформленное предложение подняться наверх. «Невидимке» оставалось только пообещать показать Ингихильд какую-нибудь необыкновенной работы люстру, висящую — вот незадача — над кроватью в спальне, и это точно вызвало бы у нее живейшие воспоминания об институтских годах, но у шпика хватило ума промолчать.

А вот лестницы здесь оказались точно такими, какими им и следовало быть в доходном доме — узкими, темноватыми, тускло освещенными газовыми лампами в плафонах в виде цветков. Местами тертый ковер винного цвета глушил звуки. На третьем этаже, куда ее привели, обнаружился узкий коридор и ряд комнат. По законам жанра Ингихильд сопроводили в дальнюю. Откуда-то слева периодически высоко взвизгивало пианино.

Ингихильд порадовалась, что у нее хватило ума и наглости заявиться на «свидание» при полном параде, то есть в отутюженной военной форме. Формально упрекнуть ее было не за что — для выходов в столице так одевался каждый второй офицер обоих полов. Другое дело, что идеально причесанная нордэна в мундире и начищенных до блеска сапогах смотрелась в ресторанном зале доходного дома столь же органично, как откормленная деревенская буренка в ясной небесной выси. Невидимку под бриллиантином, конечно, не запомнил бы никто, но уж ее бы точно заметили.

За дверью под номером тридцать восемь ее встретил интригующий полумрак и мощная фигура генерала Вейзера. Ингихильд уже начала по-военному четко вскидывать ладонь к виску, но тот отрицательно покачал головой.

— Не стоит. У нас же с вами приватная встреча. Как у двух думающих патриотов. Чарльз, благодарю вас, можете быть свободны.

На «думающих патриотах» Ингихильд едва не фыркнула, но вовремя прикусила язык. В ход явно пошла тяжелая артиллерия, прямо с порога. И да, одновременно думать и быть патриотом, на ее взгляд, являлось задачей не из легких. Патриоту, как и вообще любому герою, не обязательно уметь продуктивно думать или красиво говорить. В ее понимании патриоты должны были чем-то напоминать племенных быков — мычат или молчат, но если уж рогом двинут — стены валятся. Правда после показательного «очень дурно» в школьном сочинении она этой мыслью больше с окружающими не делилась.

Ингрейна молча кивнула и дождалась, пока Чарльз исчезнет в коридоре. Вейзер сопроводил ее вглубь помещения, за другую дверь. Там было совсем уж темно и неприятно. У нордэны мигом возникло сильнейшее ощущение, что кто-то внимательно смотрит на нее.

— Проходите, не оборачивайтесь. Весьма сожалею, что вынужден принять такие меры безопасности, — сообщил из тени негромкий мужской голос. — Надеюсь, вы не оскорбитесь за это маленькое неудобство. Ваше кресло у окна.

Вейзер и без того едва ли не под ручку тащил ее к этому креслу.

— Все в порядке, я не оскорблена. — Ингрейна вообще могла пересчитать по пальцам людей, способных ее оскорбить. Трусов, шпиков и прочей человеческой сволочи среди них не водилось.