Питер Джеймс - Роковой выбор [litres с оптимизированной обложкой]

Последний провод был толще и покрыт более мощной изоляцией. Как обнаружил Джон, он шел к электросети дома.

С тяжелым металлическим ящиком под мышкой, Джон спустился на площадку. Его трясло от такого бесцеремонного вторжения в их личную жизнь. Он позвонил Гарету Нойсу на домашний телефон и попал на автоответчик. Тогда он попробовал дозвониться на мобильный, рассудив, что его компаньон, наверное, пьет в местном пабе Камден-Тауна.

Гарет взял трубку, и по шуму на заднем плане Джон определил, что его догадка верна.

– Гарет, ты где? В «Дюке»?

Судя по голосу, Гарет явно находился в подпитии.

– Ага! У них тут вечер дегустации эля из разных мест Англии. Я пью эль под названием «Дохлая свинья». В этой дряни восемь градусов! Можешь поверить?

– Слушай, пей эту штуку помедленнее. Ты мне нужен – осмотреть один аппарат. Не напивайся, пока я не приеду, ладно?

– Ну… Тебе лучше поторопиться, – сказал его партнер.

Джон сел в машину и отправился в нелегкий путь до паба в Северном Лондоне, отчаянно надеясь, что Гарет будет в здравом уме, когда он туда доберется.

С некоторой неуверенностью действуя взятой взаймы у владельца паба отверткой, Гарет снял одну из панелей внешнего корпуса ящика.

Он заглянул внутрь, щурясь от дыма сигареты, которую держал в зубах, затем широко улыбнулся:

– Да. Ух ты! Восемьсот пятьдесят первая. Удивительно. Очень интересно, – сказал он. – Здорово, на самом деле здорово.

Джон молча ждал. Гарет продолжил осмотр, сопровождая его комментарием:

– Мощная штука. Ну, я имею в виду, мощности в ней больше, чем когда-либо может понадобиться. Знаешь, как они работают?

– Нет. Поэтому я к тебе и приехал, – терпеливо сказал Джон. Он отпил от пинты эля «Дохлая свинья», которую Гарет заставил его купить, несмотря на то что он был за рулем.

– Это первое поколение устройств, которым больше не нужен ушат, – объяснил Гарет.

– Ушат?

– Спутниковая тарелка. Это устройство работает без спутниковой тарелки!

Джон нахмурился.

– Он посылает цифровые сигналы на семнадцать низкоорбитальных спутников.

– Какого рода сигналы?

– Любого – аудио, видео, электронная почта. Эти сигналы могут быть приняты в любой точке мира – была бы у принимающего базовая станция. Отличная система! Я о ней читал, но до сегодняшнего дня никогда не видел. Хотел даже тебе предложить приобрести одну. Все проблемы со связью у нас тогда в момент бы исчезли.

Гарет продолжал шуровать отверткой. Он был похож на ребенка с новой игрушкой и не обратил никакого внимания на мрачное молчание Джона.

Полтора часа спустя Джон приехал домой. По мере того как дымка алкогольного опьянения рассеивалась, ему становилось все страшнее. Если Сароцини прослушивал его дом, он знает все, о чем они говорили. Мог ли Харви при осмотре Сьюзен увидеть то, что не должен был увидеть? Но что? И если он увидел что-нибудь, почему он не сказал им прямо на приеме?

Фергюс умер на следующий день после того, как он был у Сьюзен и рассказывал ей про мистера Сароцини и сатанистов. Почему? Он что, разозлил мистера Сароцини – или испугал его? А теперь Сьюзен пропала. Есть вероятность, что она где-нибудь скрывается. Но есть и другое объяснение – и оно вероятнее, в свете того, что было обнаружено, – что мистер Сароцини похитил ее.

Листок бумаги, на котором детектив-сержант Райс написал свой телефон, был наколот на спицу в буфете. Он снял его, затем поднял с базы беспроводной телефон. Включив его, Джон услышал особый гудок, сообщающий о наличии непрочитанного сообщения. Дрожащими пальцами он набрал номер, чтобы прослушать его.

Сообщение было от его тестя из Лос-Анджелеса. Судя по голосу, он был очень обеспокоен.

Сьюзен открыла глаза. Комната была пуста. Она помнила, что вокруг нее стояли люди, а теперь все они исчезли. Или они существовали только в ее воображении?

Нет, они были настоящие. Ее охватила паника. Ребенок. У меня были роды? Они забрали…

Малыш шевельнулся, и паника стихла.

– Я им не позволю, – прошептала она. – Я обещала тебе, они не заберут тебя. Малыш, они не смогут…

Волна боли застала Сьюзен врасплох – боль накатила так быстро, что она не почувствовала ее приближения. Господи боже. Она стиснула зубы, чтобы не закричать. Она преодолеет этот приступ. Господи, ах ты, сволочь, черт-сволочь-а-пошла-ты-пошла-ты-пошла-ты-пошла-ты, ах ты, дрянь, боль, о нет, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – уйди.

Уйди!

Перестань!

Она хватала ртом воздух. Во рту стоял противный, отдающий металлом вкус крови. По лицу текли слезы. Но боль прекратилась!

И в комнате никого не было. Ни одного человека. Ничего! Только медицинская аппаратура и стеллаж, заполненный коробками со шприцами, пузырьками, хирургическими перчатками, одноразовыми салфетками.

Она попыталась слезть с кровати – этой штуки на колесах, по сути каталки, – но ноги ее не слушались. Казалось, сигналы от мозга не доходили до них. Действуя руками, она придвинулась к левому краю каталки и тяжело перевалилась через него. Неожиданно твердая поверхность под ней исчезла, и она стала падать головой вперед. За мгновение до того, как она врезалась в жесткий, выложенный венецианской мозаикой пол, ей удалось одной рукой прикрыть голову, другой – живот.

Левая рука неуклюже висела у нее над головой, и в первую секунду она подумала, что сломала ее. Затем она поняла, что ее держит, словно рыбу на леске, трубка капельницы, введенной в ее локтевой сгиб.

Она оторвала трубку от катетера и положила обе руки на живот, проверяя, как там ребенок. Малыш ворочался, с ним было все хорошо. Успокоившись, она поднялась на колени и, держась за край каталки, встала на ноги. Но как только она отпустила каталку, ее колени подогнулись, и она упала обратно на пол.

– Прости, – прошептала она, обращаясь к Малышу. – Не ушибся?

В отчаянии она поползла на четвереньках к двери.

– Надо убираться отсюда, Малыш. Надо убираться отсюда. Надо как-то убираться отсюда.

Дверь была закрыта. Она схватилась за ручку, потянула, и дверь распахнулась. Снаружи был коридор. Висящая на противоположной стене табличка гласила: «Операционная 6». По коридору шли люди. Она не успела закрыть дверь и видела, как двое санитаров везли кого-то на каталке. Они не заметили ее.

Она сделала еще одну попытку встать. На этот раз колени не подогнулись. Она постояла у каталки несколько секунд, потом, набравшись смелости, отпустила ее. Ее сердце колотилось как безумное – или это было сердце ребенка? Она не могла понять. Она думала только об одном: как выбраться отсюда.

Она заметила, что стоит босая и в больничном халате.

Сколько я здесь уже?

Она посмотрела на запястье в поисках наручных часов, но их с нее сняли. Через коридор находилось смотровое окно операционной номер шесть. Убедившись, что в коридоре ни с той ни с другой стороны никого нет, она нетвердой походкой подошла к окну, опасаясь упасть при каждом шаге. Часы на стене показывали 2:20.