Клайв Баркер - Алые песнопения [litres с оптимизированной обложкой]

Раговски замер на секунду и посмотрел на Коттлав.

– Нет, – проговорил он. – Вообще-то я сам там спрятался. За алтарем там есть комнатка. Она крохотная. В ней темно. Я… я думал, что буду там в безопасности.

– А он все равно тебя нашел.

Раговски кивнул и поинтересовался:

– И как же я выглядел? – его голос невольно дрогнул.

– Меня там не было, но по отчетам всех очевидцев – ужасающе. Он бросил тебя в той норе, а крюки так и остались в теле.

– Ты рассказал ему, где хранишь все манускрипты? – спросил Полтэш.

– Мне цепь с крюком желудок через задницу тянула, так что да, Арнольд, рассказал. Я визжал, как крыса в капкане. А потом он бросил меня там, и та цепь с крюком медленно потрошила меня, пока он не побывал в моём доме и не снёс в храм все, что я припрятал. Помню, я так жаждал смерти, что буквально молил его добить меня. Я рассказал ему даже то, о чём он не просил. Мне хотелось лишь умереть. В конце концов, моё желание исполнилось. И никогда в жизни я не был так благодарен.

– Иисусе! Увидь и зарыдай! – воскликнул Феликссон. – Взгляните на себя – разинули рты на его болтовню! Мы воскресили сукина сына не для того, чтобы слушать его сраные страшилки, а ради ответов.

– Ответов захотел?! – рыкнул Раговски. – Тогда слушай. Возьми бумагу и запиши местонахождение каждого известного тебе гримуара, памфлета и предмета силы. Каждого. Рано или поздно он все равно получит нужную информацию. Лили, ты – у тебя ведь имеется единственная существующая копия «Жестокостей» Сендереггера, так?

– Возможно…

– Пиздец, женщина! – покачал головой Полтэш. – Он же пытается помочь.

– Да. Имеется, – сказала Лили Саффро. – Она в сейфе под могилой моей матери.

– Запиши. Адрес кладбища. Номер участка. Нарисуй чертову карту, если нужно. Главное, чтобы ему было не сложно искать. Тогда можно надеяться, что он отплатит той же монетой.

– У меня нет бумаги, – пискнул Хейадат внезапно пронзительным, детским от страха голосом. – Кто-нибудь, дайте бумагу!

– Держи, – сказала Элизабет, вырвав листок из записной книжки, которую она только что достала из кармана.

Полтэш писал на конверте, прижав его к мраморной стене мавзолея.

– Не понимаю, как это удержит его от манипуляций с нашими мозгами, – сказал он, рьяно покрывая конверт малопонятными каракулями.

– Не удержит, Арнольд. Это всего лишь жест повиновения. Что-то, с чем никто из нас не был особо знаком. Но вдруг, – а я ничего не гарантирую – вдруг сработает.

– О, Боже! – воскликнул Хейадат. – Я вижу свет в щелях.

Маги оторвались от письма, чтобы посмотреть, о чем речь.

Холодный голубой свет проникал в мавзолей сквозь узенькие щели между мраморными блоками.

– Пришествие нашего гостя неизбежно, – сказал Раговски. – Элизабет, дорогая…

– Да, Джозеф? – откликнулась она, не отрываясь от лихорадочного письма.

– Будь добра, освободи меня, пожалуйста.

– Одну минутку. Дай мне закончить список.

– Будь ты проклята! Отпусти меня! – вспыхнул Раговски. – Я не хочу быть здесь, когда он явится. Не хочу больше видеть его ужасное лицо, никогда!

– Наберись терпения, Джозеф, – сказал Полтэш. – Мы всего лишь следуем твоему совету.

– Кто-нибудь, верните мне смерть! Я не могу снова пройти через это! Никто не должен переживать такое дважды!

Свет, рвавшийся в мавзолей, становился всё ярче, и к нему присоединился скрип, с которым один из огромных мраморных блоков медленно выдвигался со стены на уровне человеческой головы. Когда он высунулся дюймов на десять, пришел в движение другой блок, находившийся в стене левее и пониже первого. Спустя несколько секунд пошевелился и третий камень, уже правее и повыше. Серебряно-голубые лучи яркого света, расплетавшие стену, прорывались внутрь с появлением новых щелей и трещин.

Возмущенный равнодушием своих воскресителей, Раговски продолжил разрушение некромантических трудов Коттлав с места, на котором прервался. Он схватил алебастровые чаши и швырнул их о движущуюся стену. Потом он стянул погребальный пиджак, опустился на колени и принялся с его помощью стирать цифры, написанные Коттлав безупречно непрерывной спиралью. Пускай Раговски был мертв, пока он оттирал пол, на лбу у него выступила испарина. Жидкость была темной и густой. Она собиралась в морщинах и, наконец, срывалась на пол, пятная его смесью бальзамировочных химикатов и собственных гнилостных соков мертвеца. Но старания Раговски начали себя оправдывать: блаженная немота подымалась вверх от кончиков его пальцев, ширясь конечностями тела; томная усталость собралась позади глаз и осела в пазухах – полужидкое содержимое черепа Раговски ответило зову гравитации.

Оторвавшись от работы, он увидел, как пятёрка магов строчит на бумаге списки, подобно студентам, спешащим закончить важнейший экзамен до звонка. Однако в данном случае цена неудачи была хуже, чем плохая отметка. Раговски глянул на стену – двигалось уже шесть блоков. Наконец, камень, первым ответивший на давление с той стороны, упал на пол. Зависшая в воздухе бетонная пыль наделила холодный свет плотностью. Яркий луч ворвался в мавзолей и копьем воткнулся в противоположную стену. Секунду спустя упал второй блок.

Не отрывая руку от бумаги, Теодор Феликссон принялся читать молитву, обращаясь к божеству, чье имя предусмотрительно умалчивалось:

– Еще один «владыка» нам здесь ни к чему, – сказала Элизабет. – Нам поможет богиня.

И, промолвив эти слова, она затянула собственную мольбу:

Но и Феликссон не переставал молиться:

Хейадат прервал битву молебнов рёвом, на который был способен только мужчина его телосложения.

– Никогда в жизни не слыхал такой фальши! Когда это вы успели уверовать во что-то, кроме собственной алчности? Если демон вас слышит, он смеется.

– Ты неправ, – послышался голос из места, откуда струился ледяной свет.

Пускай слова сами по себе были обычными, они словно ускорили капитуляцию стены.

Еще три блока двинулись вперед, размалывая цемент, и в ту же секунду два других камня выпали из стены и присоединились к завалу, растущему на полу мавзолея.

Невидимый вещатель продолжал обращаться к магам. Его голос обладал стеклянной суровостью, и контрастирующий с ним жёсткий голубой свет казался тропическим.

– Я чую разлагающуюся плоть, – молвил демон. – Но с оживляющей отдушкой. Кто-то воскрешал мертвецов.