Сергей Байбаков - Лесные Боги

— Не-е зна-аю, — понизив голос чуть ли не до шёпота, протянула Ярина. Ей передался испуг подруги, хотя русалка гордилась своей отвагой. Наверно неожиданный вопль Беланы так подействовал. Она сидела рядом и орала так, что уши в трубочку скручивались. — Там кто-то прячется. Не разобрать… Что это? Кто?! Может скрытный лесной житель, что только по ночам выходит? Да вроде таких больших зверей в лесу нет… Гляньте, он ростом чуть не в полсосны! Не знаю… Давайте-ка потихоньку в озеро уйдем. Мне что-то не по себе. В воду-то он всяко не сунется и с нами не совладает.

И тут третья русалка — Велла — заливисто расхохоталась. Звонко, захватывающе. Белана, удивленная ее неожиданным смехом, мигом прекратила терзать уши подруг и, так же как и Ярина несмело заулыбалась. Если не испугалась старшая, более опытная Велла, возможно все страхи напрасны.

— Вы, что?! Девоньки! — с трудом, захлебываясь смехом, выговорила Велла. — Лешего не признали, что ли? Белана, ты ослепла? Иль морок на тебя нашел? Что крик-то понапрасну поднимать? Это же леший наш! Дубыня! В одной из своих личин! У него их много! Оборотиться — кем захочет, и когда захочет! Хоть бревном станет, хоть кочкой! Да хоть гнилушкой болотной! И всегда при нем глаза и пасть хищная останутся. Он такой!

Над озером разносился звонкий смех. Странно он звучал в той тиши, что как-то пугающе и нежданно наступила ранним вечером.

— Видать он там давно стоит, — отдышавшись, продолжила Велла. — Да наверно всё подойти стесняется. Пытается услышать, о чем мы тут болтаем. Любопытный… Да ничего не выходит — глух, как трухлявый пень!

Почему трухлявый пень глух, русалка вряд ли смогла б объяснить. Но раз леший — значит, с лесом связан; а в лесу деревья живут; а умершие деревья оставляют после себя трухлявые пни. Старость — она глуха…

— Ле-е-еший… — разочарованно протянул Белана. — А я-то думала! Напугал-то как, безобразник! Ну-у…

Что она хотела сказать этим «ну-у», Белана, наверное, и сама не поняла. Возможно, таким образом выразила недовольство собой. Действительно, повела себя неразумно. Развопилась как, как… Ладно — ей можно! Все с ней носятся, опекают и воспитывают, — она пока самая младшая. Потом в голову русалки взбрела очередная шалая мысль.

— А что, девоньки, может, позовем его к себе? Или пусть стоит, где стоял? Видите, как глазищами хлопает?! Если интересно старичку, о чем мы тут толкуем, пусть послушает. Может и нас чем потешит…

— А, в самом деле, Велла! — с восторгом подхватила Ярина, — давай покличем его! Хоть у нас с ним особой дружбы нет — но ведь и не враждуем! Может, и правда, чего-нибудь занятное из этого выйдет?

— А почему б и ни позвать, — охотно согласилась Велла, — думаю, худа от этого никому не будет. Ни нам, ни ему!

Она приложила ладони к губам и звонко, на все озеро, прокричала:

— Эй! Дубыня! Что ты там за сосной прячешься?! Брось таиться, выходи! Мы тебя видим! Ты за сосной стоишь! Плыви к нам быстрее! Мы тебя приглашаем! Гостем дорогим будешь!

Над водой вновь разлетелся заливистый смех.

— Велла! Он же плавать не умеет! Утонет дед! Пожалей его!

— Ну, что же, одним топляком больше будет! — весело отозвалась Велла. — Мало ли их на дне лежит?! В конце концов, добрый человек не утопленника, а бревно себе на радость вытащит, если наткнется случаем. Оно хоть в хозяйстве сгодится. Мореное, добротное… Если не сгниет на дне. Ха-ха…

Черная тень на другом берегу выскользнула из-за сосны, уменьшилась в размерах, стала полупрозрачной. Сквозь нее смутно виднелись кусты и деревья. Потом тень стремительно свернулась в небольшой смерч.

Смерч покрутился около воды, будто выбирая, куда ему прыгнуть. Наконец решился — соскочил в воду и заскользил над озерной гладью. За ним шли легкие волны. Через мгновенье вихрь достиг берега, на котором сидели русалки.

С размаху выскочив на песок, он начал сгущаться и замедлять вращение. Не успели русалки разобрать, что происходит, как вихрь превратился в пучеглазого, длиннобородого старика обряженного в красный засаленный кафтан.

Они переглянулись. М-да… Диковинно разодетый леший выглядел прямо-таки замечательно и помимо воли вызывал улыбку.

Кафтан его был во многих местах небрежно заштопан и украшен множеством косо пришитых, в иных местах налезающих одна на другую заплат. Казалось, их лепили где попало и как придется. Лишь бы держались. Перекинутая через плечо большая холщовая сума наверно была родной сестрицей кафтана — такая же потертая, засаленная и вся латанная-перелатанная. На нечесаной, в колтунах, голове лешего была нахлобучена широкополая, островерхая шапка. Отороченные мехом поля ее уныло висели, и какому зверю раньше принадлежал этот мех, разобрать русалки решительно не могли: слишком уж ветх и вытерт он был. В левой руке старик держал длинную, с причудливо изогнутым концом клюку.

Леший слегка поклонился. Затем, часто перебрав по песку стоптанным лаптями, и отведя руку с клюкой далеко в сторону, ухмыльнулся огромным — до ушей — щербатым ртом.

— Здравствуйте девицы-красавицы! Добренькой вам всем ноченьки, да теплой водицы, милые русалочки! — проскрипел он удивительно высоким, пронзительным голосом. Выпученными глазами леший оглядел каждую русалку с головы до хвоста, оценивая их изящные позы.

Белана изогнувшись, подбоченилась, а Ярина играла сверкающим взглядом, то, потупляя его, то, стреляя в сторону лешего быстрыми зовущими глазами. Ее длинные пушистые ресницы подрагивали.

— Белана! Велла! Ярина! — Сейчас леший поклонился каждой русалке отдельно. — Добренькой вам ночи еще раз, озерные девы!

— И тебе также доброй ночи, Дубыня! — вежливо ответила Велла. — И доброй ночи, и теплого леса!

Ярина и Белана молча улыбались лешему — мерно кивая и показывая всем своим видом и радушие, и невыразимую радость от встречи с лесным хозяином.

— Располагайся, Дубыня! Присаживайся. Побудь с нами. Кое-кто говорит, что в ногах правды нет. Правда и ног у нас нет. Одни рыбьи хвосты. Значит, жди от нас только правду! — хихикнула Белана. При этих словах русалка изящно хлопнула хвостом по песку.

— Благодарствую за приглашение! — заулыбался леший. — Присяду, а как же. Верно говоришь, русалочка! Только это люди бают — что в ногах правды нет. Хе-хе, будто они знают, что это такое — правда.

С сомнением оглядев берег, и видимо не найдя места, где можно с удобством расположиться, Дубыня приподнял свою диковинную клюку и легонько стукнул ею по песку. На месте удара неожиданно возникли два пня: один большой — неохватный, как вековой дуб; другой же был и пониже, и потоньше — березовый пенек с гладкой высокой спинкой. И вот на этот маленький пенек леший сразу же плюхнулся, после чего бережливо приставил к спинке клюку. После, сняв латаную суму, положил ее на ровный, отблескивающий в лунном свете срез дубового пня.