Дин Кунц - Ангелы-хранители

Нора подошла к нему и поцеловала. Губы у нее были теплые.

— Скучал по мне?

— Без тебя зашло солнце, умолкли птицы и померкли все радости жизни, — сказал Тревис, пытаясь отшутиться, но голос его прозвучал серьезно.

Эйнштейн терся о ее ноги, скулил и заглядывал в глаза, как бы спрашивая:

Ну как?

— Он прав, — сказал Тревис. — Так не годится. Ты держишь нас в неведении.

— Все, как я думала.

— Думала?

— Ну да. Все подтвердилось, — улыбнулась Нора.

— Вот это да! — сказал он.

— Все в порядке. Я готовлюсь стать мамой.

Тревис вскочил, обнял ее и поцеловал.

— Доктор Вейнгольд не может ошибаться?

— Нет, он хороший доктор, — сказала она.

— Но он назвал срок? Когда?

— Ребеночек появится на третьей неделе июня.

Тут вмешался Эйнштейн, которому очень хотелось лизнуть ее и выразить свой восторг.

— Мы это дело отпразднуем, — предложила Нора. — Я привезла холодненькую бутылочку игристого.

На кухне, вынимая бутылку из бумажного пакета, Тревис увидел, что это был игристый яблочный сидр — безалкогольный.

— Такое событие заслуживало бы самого лучшего шампанского, — заметил он.

Доставая бокалы из буфета, Нора сказала:

— Это, наверное, глупо... но я не хочу рисковать, Тревис. Я никогда не думала, что у меня будет ребенок, не могла даже мечтать об этом, и теперь у меня такое чувство, что, если я не буду соблюдать осторожность, делать все по правилам, он может погибнуть. Поэтому я не возьму в рот ни капли спиртного, пока малыш не родится. Я ограничу себя в парном мясе и буду есть очень много овощей. Я не курю, поэтому эта проблема сразу снимается. Я буду следить за своим весом, в точности как говорит мне доктор Вейнгольд, и у меня родится самый лучший ребенок на свете.

— Ну конечно, — сказал Тревис, наполняя бокалы сидром и наливая немножко в миску Эйнштейну.

— Все будет очень хорошо, — сказала Нора.

— Абсолютно все, — подтвердил Тревис.

Они выпили за ребеночка — и за Эйнштейна, который станет ему крестным отцом, дядей, дедушкой и мохнатым ангелом-хранителем в одном лице.

Никто из них не вспомнил об Аутсайдере.

Поздно вечером, когда они, прижавшись друг к другу, лежали в темной спальне, обессиленные от любви, прислушиваясь к тому, как их сердца стучат в унисон, Тревис осмелел и спросил:

— Может быть, нам не стоило заводить ребенка ввиду предстоящих событий?

— Тсс, — прошептала Нора.

— Но...

— Мы не планировали этого ребенка, — произнесла она. — Мы даже предохранялись. Но так уж получилось. То, что все наши предостережения не подействовали, — это знак судьбы. Тебе не кажется? Та, прежняя, Нора могла бы сказать: ребенка не должно быть. Но нынешняя говорит: ему суждено родиться. Это подарок судьбы, такой же, как Эйнштейн.

— Но нам еще предстоит...

— А это не имеет никакого значения, — перебила его Нора. — С этим мы справимся. Все будет хорошо. Мы к этому готовы. А когда с этим будет покончено, у нас будет ребенок, и мы вместе начнем новую жизнь. Я люблю тебя, Тревис.

— И я люблю тебя, — сказал он. — Боже, как я тебя люблю.

Тревис осознал, как сильно она изменилась с тех пор, как они встретились в Санта-Барбаре весной. Из женщины-мышки Нора превратилась в сильную, целеустремленную натуру, которая теперь уже пытается успокоить его самого. И у нее это получается. После разговора с ней Тревис почувствовал себя лучше. Он стал думать о ребенке и улыбнулся в темноте, уткнувшись лицом ей в шею. Несмотря на то, что судьба взяла у него трех заложников: Нору, будущего ребенка и Эйнштейна, — настроение у Тревиса была намного лучше, чем когда-либо раньше. Нора развеяла все его страхи.

Винсент Наско сидел в итальянском кресле, украшенном вычурной резьбой и покрытом блестящим лаком. После нескольких веков регулярной полировки он приобрел необычайную прозрачность.

Справа от Винса находился диван, еще два кресла и низкий стол — очень элегантный ансамбль, за ним возвышались шкафы, заполненные книгами в кожаных переплетах, которые никто ни разу не читал. Винс знал это наверняка, потому что хозяин кабинета, Марио Тетранья, однажды указал на них с гордым видом и сказал:

— Дорогие книги. И совершенно новенькие, потому что никто их не читал. Ни одну из них.

Спереди находился огромный письменный стол, за ним Марио изучал отчеты о доходах от своих менеджеров, давал указания о новых мероприятиях и издавал приказы о ликвидации тех или иных людей. Сейчас он с закрытыми глазами сидел за столом, слишком грузный для своего кожаного кресла. У него был такой вид, будто он только что скончался от закупорки вен и ожирения сердца, — на самом же деле Тетранья обдумывал просьбу Винса.

Марио Отвертка — уважаемый глава своей Семьи и наводящий страх дон, стоящий во главе целого клана Тетранья, контролирующего торговлю наркотиками, игорный бизнес, проституцию, ростовщичество, порнографию и другие виды организованной преступности в Сан-Франциско, был низеньким — пять футов семь дюймов, толстеньким — триста фунтов — человечком с лицом, похожим на кусок жирной колбасы. С трудом верилось, что этот пухлый субъект своими руками выстроил целую преступную организацию. Конечно, и Тетранья был когда-то молодым, но и тогда Марио представлял собой коротышку, глядя на которого становилось ясно: он был и будет толстяком всю свою жизнь. Его пухлые, с короткими пальцами ручки напоминали Винсу руки ребенка, но именно этими руками вершились судьбы членов семейной империи.

Когда Винс взглянул Марио Тетранье в глаза, он сразу понял: малый рост и слишком обрюзгший вид дона не имеют никакого значения. Глаза у него были, как у рептилии: холодные, колючие и спокойные. Если собеседник не проявлял должной осторожности или же вызывал у него неудовольствие, дон мог загипнотизировать его своим взглядом и проглотить точно так же, как змея заглатывает парализованную страхом мышь: целиком.

Винсу очень нравился Тетранья. Он смотрел на него как на великого человека, и ему очень хотелось, чтобы дон знал: он тоже избранник судьбы. Однако Винс никому не рассказывал об этом, так как однажды в прошлом был поднят на смех человеком, которому, как ему показалось, можно было доверять.

Дон Тетранья наконец открыл свои змеиные глаза и сказал:

— Я хочу быть уверен, что правильно тебя понял. Ты ищешь человека. Это не по линии нашей Семьи. Это твое личное дело.

— Да, сэр, — подтвердил Винс.

— Ты считаешь, этот человек мог купить себе фальшивые документы и сейчас живет под другой фамилией. Он что, знает, как добыть себе такие документы, хотя и не является членом ни одной Семьи и не входит в fratellanza?

— Да, сэр. У него такое прошлое, что... он может знать, как это делается.