Линдси Карри - Странное происшествие на Тенистой улице

В животе у меня забулькало. Возможно, здесь кроется ещё одна подсказка… Я с трудом сглатываю, жалея о том, что рядом нет моих друзей. Они наверняка посоветовали бы, что делать, и не испугались бы, как я сейчас. Особенно Нина. Она-то уж точно не стала бы делать вид, будто не заметила пыль у стены, и не отправилась бы спать, как только что собиралась сделать я. Нет. Она попыталась бы всё выяснить. Вот и мне нужно попробовать сделать то же самое.

Прижав ладонь к стене, я провожу рукой вверх по кирпичной кладке, прямо над кучкой пыли. И поочерёдно ощупываю и нажимаю на каждый кирпич. Нажала, пошевелила. Нажала, пошевелила. И так далее. Когда дохожу до пятого по счёту от пола кирпича, то сразу понимаю, что тот шатается. Я осторожно стучу по нему, и на пол сыпется ещё больше осколков и пыли. Всё, я нашла его! Нашла незакреплённый кирпич! И тут меня осеняет: я точно знаю, что нужно сейчас сделать.

Трясущимися руками я хватаюсь за шершавые края кирпича и начинаю раскачивать его туда-сюда. Кирпич становится всё более податливым. И вскоре я понимаю, что могу вытащить его из кладки целиком.

Ну, была не была! Я вытаскиваю кирпич и вижу перед собой в стене зияющую чёрную дыру. Это тайник. Может, там что-нибудь спрятано? Только не хочется вот так сразу засовывать внутрь руку. Я вдоволь насмотрелась фильмов ужасов, чтобы совершить такую непростительную глупость.

Мысленно я отмечаю: обязательно сообщить обо всём родителям. Потом, когда всё закончится. И я теперь понимаю, как мне нужен собственный мобильный телефон! Будь он у меня сейчас, я могла бы включить фонарик и хорошенько рассмотреть эту дырку. А теперь придётся обшарить весь дом в поисках обычного фонаря (нет уж, спасибо!) либо пробраться в комнату родителей, чтобы одолжить один из их телефонов (двойное спасибо!). Или использовать настольную лампу.

Я решаю, что лампа всё же лучше. Поставив её на пол, я поворачиваю абажур так, чтобы свет падал на отверстие в стене. Потом подхожу и всматриваюсь внутрь. Там, в глубине, лежат какие-то пожелтевшие бумаги! Похоже, они перевязаны бечёвкой.

Дрожащей рукой я достаю их оттуда. Как только мои пальцы дотрагиваются до хрупкой бумаги, у меня перехватывает дыхание. Воспоминание о том, что разбудило меня, вернулось. Оно не просто пугает. Оно наводит ужас.

Я много раз прокручиваю этот звук в своей голове, когда сижу там, на полу, сжимая свёрнутые бумажные листки. Шуршание и скрежет, сопровождаемые глухим ударом. Звук кирпича, который закладывают обратно в стену. В этом я уверена.

Поднявшись на ноги и пошатываясь, я хватаю кирпич и запихиваю на прежнее место в стене. Потом отряхиваю угол нашего коврика и носком стираю под ним пыль. Не хочу, чтобы папа с мамой узнали про вынимаемый кирпич. Во всяком случае пока. А может быть, и никогда – в зависимости от того, что содержится в бумагах, которые я обнаружила в тайнике. В бумагах, скрытых в старой кладке, не может быть ничего хорошего. Примерно такое же ощущение возникает, когда учитель вдруг высказывает намерение «серьёзно» поговорить с родителями в середине учебного года. Или когда официантка берёт меню и расхваливает квашеную капусту. Плохо и то и другое.

Присев, я поправляю абажур лампы и начинаю развязывать бечёвку. Бумага настолько старая, что так и остаётся свёрнутой даже после удаления бечёвки. Я медленно расправляю листочки на полу, затем беру четыре самых больших кубика лего из конструктора Джона и прижимаю ими уголки бумаги.

Передо мной ещё один рисунок пастелью, но на этот раз на нем изображена не могила. Скорее это какая-то комната. Моргая, я провожу указательным пальцем по контурам комода и кровати. Я снимаю детали лего и беру другой листок бумаги. На нём нарисован прямоугольник. Прямоугольник на крошечных ножках. Сначала мне кажется, что это какая-то старомодная ванна с ножками, как у нашей, но потом я замечаю линию наверху. И ещё несколько изогнутых цветов в каждом углу. Никогда раньше не видела ванну, даже старую, с цветами.

В голове у меня вихрем проносится десяток возможных вариантов: коробка с игрушками, корзина для одежды, чемодан… Но в итоге остаётся лишь один вариант, от которого у меня по спине – от копчика до самой головы – прокатывается жуткий холодок: музыкальная шкатулка. Возможно ли такое? Трудно сказать, потому что, как и на первом рисунке, линии не идеальны. Они какие-то… сырые. Незавершённые. Они именно такие, какими их может нарисовать рука шестилетней девочки…

Мои руки покрываются гусиной кожей. Неужели это нарисовала Инес? Если так, то что она пытается до меня донести? Переворачивая страницы одну за другой, я замечаю инициалы на обороте – И. Б. Интересно. Большинство художников помещают на своих произведениях инициалы или подпись. Здесь буквы похожи на инициалы. Если так и есть, то моя тайна становится ещё больше запутанной, потому что фамилия маленькой девочки, которая, как мне казалось, навещает меня, начинается не с буквы Б.

Я сворачиваю рисунки и снова обвязываю их бечёвкой. Я чувствую напряжение в глазах. Начинает болеть голова. Забравшись обратно на диван, я бросаю ещё один взгляд на стену. К счастью, кирпич остался на месте.

– Ничего, я во всём разберусь, – шепчу я, а потом усталость всё-таки берёт своё, и я зеваю. – Обещаю. Только нужно немного поспать.

И ещё понадобится много-много времени, думаю я. Судя по тем следам и подсказкам, которые оставляет этот призрак, даже команда Скуби-Ду изрядно поломала бы здесь голову…

И вот наконец суббота. День нашего похода на кладбище. Я-то надеялась, что всё изменится – что Инес перестанет навещать меня и что нам вообще не придётся сюда ехать. Но все надежды рухнули. Четверг и пятница оказались ничем не лучше остальных дней после переезда на Тенистую улицу. А может быть, и хуже.

В четверг я весь вечер вместе с мамой обыскивала дом. Мы пытались найти её пропавшие акварельные краски. Но безуспешно. Единственной вещью, которую мы нашли, оказался Рено… и опять в моей комнате! Джон клялся, что не оставлял там свою куклу. И я знаю, что он не врёт. Тогда остаётся лишь одно объяснение: Инес. Вчера вечером я проснулась от порыва ветра. Настолько сильного, что со стены слетела одна из маминых картин. К счастью, она упала на диван, а не мне на голову. Но всё равно приятного мало.

Инес бродит где-то рядом. И она до сих пор чем-то недовольна.

Я понимаю, что сама согласилась сюда приехать. Но теперь, когда мы стоим перед воротами кладбища Грейсленд, меня одолевают сомнения.

– Вот что, – говорит Эндрю, поглядывая на небо, по которому лениво плывут чёрные облака. – Нам пора заходить.

Вдали слышатся раскаты грома. Я мысленно усмехаюсь. Ну вот, как назло, в день, когда мы выбрались на кладбище, может запросто разразиться гроза. Хотя почему бы и нет?