Диана Сеттерфилд - Пока течет река [litres]

Он сделал паузу, чтобы зевнуть, и тогда они увидели, что у него слипаются глаза и он вот-вот уснет прямо за столом.

Мистер Армстронг смахнул с ресниц слезу.

– Ты поступил очень хорошо, Бен. Лучше просто быть не может.

– Спасибо, сэр. И спасибо вам за суп, за сыр и за яблочный пирог – он просто объеденье. – Бен слез со стула и поклонился всему семейству. – А теперь мне пора идти.

– Куда же ты пойдешь? – спросила миссис Армстронг. – Где твой дом?

– Из дома я сбежал, так что теперь побегу дальше.

Роберт уперся ладонями в стол:

– Так не годится, Бен. Оставайся здесь и живи с нашей семьей.

Бен окинул взглядом группу из мальчиков и девочек перед очагом:

– Но у вас и без того куча проедателей доходов, сэр. А теперь еще и Алиса. Доходы на деревьях не растут, знаете ли.

– Я знаю. Но когда мы трудимся все вместе, доходов хватает с избытком, а ты, как я понял, парнишка неленивый, сможешь внести свой вклад. Бесс, найдется для него постель?

– Положим его в комнате средних мальчиков. Он примерно одних лет с Джо и Нельсоном.

– Ну вот, видишь? Для начала найдем тебе работу в свинарнике. Согласен?

И они ударили по рукам.

Позднее, но еще до того, как наводнение окончательно схлынуло, Донт повез Риту на «Коллодионе» обратно к ее затопленному дому. Непосредственно до входа они доплыли на маленькой гребной лодке, и, когда Донт шагнул из нее на крыльцо, чтобы сильным толчком открыть заклинившую дверь, вода доходила ему до колен. Сырая полоса на стенах по периметру комнаты обозначала максимальный уровень паводка – на три фута выше нынешнего. Ниже этой линии краска пузырилась и отслаивалась. Отступая, река выложила на сиденье стула сложный – только что не осмысленный – узор из веточек, песка и еще невесть какого мусора. Хорошо еще, что Рита предусмотрительно поставила синее кресло на штабель ящиков: высокая вода добралась до его ножек, но подушки остались сухими. Красный коврик, казалось, пребывал в нерешительности, плавать ему или тонуть: малейшая волна нарушала этот баланс. И повсюду стоял тяжелый, неприятный запах.

Донт шагнул в сторону, пропуская Риту, и та вброд пересекла гостиную. Наблюдая за ее лицом, Донт дивился выдержке и спокойствию, с которым она оценивала нанесенный ущерб.

– Чтобы все здесь просохло, понадобятся недели, – сказал он. – А то и месяцы.

– Да, скорее всего.

– Но где вы будете жить все это время? В «Лебеде»? Марго и Джонатан будут рады вашему обществу, когда дочери разъедутся по своим домам. Или к Воганам? Они вас тоже охотно приютят.

Рита пожала плечами. Сейчас ее голова была занята другими, более важными мыслями, по сравнению с которыми затопленный дом казался несущественной житейской неприятностью.

– Начнем с книг, – сказала она.

Он добрел до шкафа и обнаружил, что все нижние полки пусты, а книги с них перемещены на полки выше уровня потопа.

– Я смотрю, вы успели подготовиться к паводку.

Она пожала плечами:

– Когда живешь рядом с рекой…

Он передавал ей книги небольшими стопками, а она через окно складывала их в лодку, край борта которой приходился чуть ниже подоконника. Работали молча. Один из томов она отложила в сторону, на сиденье синего кресла.

Когда с первым шкафом было покончено и лодка заметно просела под тяжестью груза, Донт поплыл к «Коллодиону» и там перенес книги в каюту. По возвращении в дом он застал Риту восседающей в кресле, которое по-прежнему стояло высоко на ящиках. Подушки местами потемнели от соприкосновения с ее мокрой юбкой.

– Всегда хотел сфотографировать вас в этом кресле.

Она оторвала взгляд от книги:

– Они прекратили поиски, не так ли?

– Да.

– Она уже не вернется.

– Нет.

Он знал, что это правда. Иногда ему казалось, что в отсутствие этой девочки весь мир запросто может исчезнуть вслед за ней. Каждый час тянулся мучительно долго, а когда он истекал, начинался столь же мучительный следующий час. Он не знал, сколько еще сможет это терпеть.

– Посмотрите, вы приложили так много усилий к спасению этого кресла, а теперь оно намокает от вашей одежды.

– Это уже не имеет значения. Вот что странно: до появления девочки мир казался таким цельным и завершенным. Потом появилась она. А теперь она исчезла, и в этом мире чего-то не хватает.

– В тот раз я обнаружил ее в реке. И у меня такое чувство, будто я однажды смогу это повторить.

Рита кивнула:

– Когда я сочла ее мертвой, мне так сильно захотелось, чтобы она была живой, что я не смогла просто взять и уйти. Я осталась там и продолжала держать ее за руку. И она ожила. Хочется сделать это еще раз, прямо сейчас. И еще я все время вспоминаю историю Молчуна – о том, что он сделал ради спасения дочери. Теперь я могу его понять. Я сама отправилась бы куда угодно, вытерпела бы любую боль, лишь бы вновь обнять свое дитя.

Она сидела в кресле над уровнем воды, а он неподвижно стоял в этой самой воде по колено. Оба не знали, что делать со своим горем. Потом, больше не обменявшись ни словом, продолжили выносить книги.

Второй шкаф был опустошен тем же манером, и Донт отправился в новый рейс к «Коллодиону».

Когда он вернулся, Рита была поглощена чтением ранее отложенной книги.

Хотя небо оставалось тускло-серым, внутри дома эту серость оживляли серебристые отблески воды, отчасти попадавшие и на Риту. Донт присмотрелся к ее лицу, то освещенному, то исчезающему в тени. Потом взглянул на зыбкую поверхность внизу, чтобы оценить четкость ее отражения. Он знал, что фотокамера неспособна уловить такие детали, доступные только живому человеческому глазу. И этот снимок стал одним из лучших в его жизни. Только место объектива заняла сетчатка его глаз, а любовь сыграла роль солнечных лучей, посредством которых это задумчивое лицо среди мерцающих отблесков запечатлелось в его душе.

Рита медленно опустила книгу на краешек кресла, но продолжила смотреть туда, где эта книга только что находилась, словно текст ее был начертан прямо в пронизанном водянистым светом воздухе.

– Что такое? – спросил он. – О чем вы думаете?

Она не пошевелилась.

– О гравийщиках, – наконец ответила она, все так же глядя в пространство.

Донт растерялся. Он никогда бы не поверил, что гравийщики способны вдохновить кого бы то ни было на столь глубокие размышления.

– Вы о рассказчиках в «Лебеде»?

– Да. – Она перевела взгляд на Донта. – Я вспомнила об этом прошлой ночью. Когда ребенок родился в рубашке.

– В рубашке?

– Так говорят о плодном пузыре. Младенец живет внутри его в период беременности. Обычно пузырь лопается при родах, но иногда – очень редко – этого не происходит. Прошлой ночью мне пришлось разрезать плодную оболочку, и младенец буквально выплыл из пузыря.