Дмитрий Орёл - Мю Цефея. Магия геометрии

И уже на ходу я вдруг понял, что прямая, как у супрематистов, линия вдруг обросла завитками и вибрациями. Трасса пела. Корабль больше не пробивал вселенную: он тек в ней течением воды, и на вкус она была чуть солоноватая, как кровь, как жизнь. Это Элина не удержалась и подправила трассу.

«Вселенная — живая, понимаешь? — подумала она. — Она любит то, что создает, и ей безумно интересно, что же за странные создания повадились бегать внутри нее».

«Никогда не думал о ней в таком контексте».

«Не думал — это так по-мужски».

Она хмыкнула бы и отвернулась, а я махнул бы рукой. Но я рисовал, а она пела, и мир менялся, пока мы болтались в… В…

«Корабль: все-таки матка или сумка кенгуру?»

«Система жизнеобеспечения. Вы уже готовы создать дополнительного человека?»

«Нет. Я еще не сводил Элину на свидание».

«И не познакомил с родителями!» — мысль рядом.

Элина посылает мне свадебный марш — кажется, в рок-обработке. Я наряжаю ее в готическую принцессу, сам же стою рядом весь в белом и в страшных десантных сапожищах с огромной рифленой подошвой. Оба ржем. Корабль трясется и обзывает дураками, и я чувствую теплый отклик нейронной сети, обученной распознавать человеческие шутки.

Ну слава богу, сработались.

Еще оказалось, что мы оба любим старое творчество позапрошлых веков.

«Знаешь эту песенку? — делилась Элина. — „Все, что ты можешь мне сказать, было спето целых двести лет назад“. И дальше в том же духе».

«Ага, слышал».

«Вроде бы попса — а ведь чистая правда. Поэтому я люблю прошлые века — двадцатый, двадцать первый. Может, двадцать второй, но чуть-чуть. Время зарождения рока, первая электроника, чистые акустические ритмы, а рядом — целая куча разных стилей и направлений, причем работающих только со звуком, без нейростимуляции. И все, что нужно, уже рассказано».

«А я просто люблю рисовать, — признался я. — Только так вышло, что техника на голову превосходит человека по качеству рисунка, по детальности, стилистической памяти. А я же упертый — решил победить машины на их поле. И ушел туда, где мы имеем фору. А ты?»

Легкое кружево песни скакнуло пульсом, корабль словно бы из солнечного дня влетел в старый, разбитый тоннель.

«Долго рассказывать. Вообще… Я хотела петь, а родители сказали не заниматься ерундой и идти учиться на нормальную специальность».

«А ты?»

«По-разному. Впрочем, теперь все хорошо».

И она сделала вид, что все хорошо. А когда я попросил ее, она спела смешную песню про желтую субмарину, и тогда все наладилось, если не считать компьютера, который повадился к каждой песне давать историческую справку.

В какой день мы влетели в стену, сказать сложно. В кораблях вероятностного типа с объективным временем вообще проблемы, а субъективное может длиться недели и месяцы — это как трассу проложат. Вероятность — это вечный поиск баланса между затратами энергии и длиной пути, и задача — в том, чтобы смоделировать мир таким, где заданный путь будет энергетически выгодным и, следовательно, принципиально вероятным, осуществимым. Проще говоря, пересоздать вселенную, незаметно добавив что-то свое. Под это подведена целая физико-математическая теория, настолько сложная, что ее выводили и доказывали люди, подключенные друг к другу через искусственную нейросеть: наверное, потому и воплощение сделано по этим же лекалам. Нормальный человек в ней ничего не понимает, зато дашь ее какому-нибудь артисту — тот подумает, хмыкнет: «да я всегда так говорил», да и пойдет просветленный. Вот только ни в музыке, ни в картине не упираешься в стену, способную расхлестать тебя на куски. Хотя…

Элина заметила ее первой. Благодаря ей мы и выжили: видимо, вселенная и правда больше любовь, чем творец. Или же просто разность характеров: мужчина нарисовал и забыл, а женщина постоянно изменяет, дорабатывает, следит.

Поэтому ее истошный крик был и сигналом тревоги, и резким разворотом на трассе: нас крутануло, отжало и пронесло спиралью, прежде чем с размаху ударить о стену. Я успел увидеть ее: миллионы нитей вероятностей, несущиеся к общей цели и резко, словно острым ножом перерубленные у конца пути.

Так, к слову, выглядит горизонт событий у черной дыры. Только дыры замечательно обходятся стороной: их даже удобно использовать в качестве узлов, чтобы крутануться вокруг и сэкономить дорогу и энергию. И чувствуются они всегда отлично. Это же место выглядело обычным, вот только вело себя как…

«Как черная дыра в вероятностях?»

«Я думаю вслух?»

«Ну так нельзя же думать иначе!»

«Странно. Тебя я не всегда слышу».

«Не слышать — это так по-мужски!»

«Может, ты просто не всегда думаешь?»

«Р-р-р-р! Следи за трассой… Черт возьми!»

Нас опять перекрутило. Я по-быстрому нарисовал орбиту, и мы понеслись вдоль горизонта, постепенно сбавляя скорость.

«Я думаю, что наша цель — внутри сферы, — решил я. — Предыдущий навигатор был мужчина, и он был один. Поэтому…»

«…Он влетел внутрь сферы, где корабль либо развалился сразу, либо попытался прыгнуть сам в условиях непросчитываемой нестабильности, после чего уже точно распался на куски», — подхватила Элина.

«Ищем червоточину», — решил я.

Но ее не было и через час, и через два. Тонкие цветные линии переплетались в белое сплошное марево, музыкальные ноты сливались в чудовищную какофонию, разрывающую уши — если бы их только услышать ушами.

«Компьютер! — просил я. — Найди проход!»

Машина, умная и быстрая, искала, но вероятностей было слишком много — они просто не обрабатывались программой. После очередного сбоя и перезагрузки, за время которой корабль летел мертвой неуправляемой тушей, компьютер неожиданно разразился натуральной бранью.

— Да из какого места у них руки растут? — сокрушался он о своих программистах. — Ну явно же переполнение буфера в ядре! Как — ну как, черт их дери? — не сделать обработку исключений в критичном месте?! На боевом сервере?! А если люди пострадают — как тогда?!

«Ну поправь сам».

— Не могу! Нет исходных кодов, плюс защита по уровню доступа. Лучше я не буду это трогать — и без того после перезагрузки каждый раз оказываюсь в новых координатах.

«Смещаешься по баллистической траектории?» — заинтересованно спросила Элина.

— Да.

«А если мы попробуем разогнаться и дойти до конца маршрута по инерции?»

— Два года, шестьдесят дней, двенадцать часов с незначительной в масштабе погрешностью по минутам. Не хватит ни питания, ни кислорода.

«А если выйти на границу сферы? Она-то близко».

«Ты что задумала?»

«Взломать белый шум».

— Три дня, — бесстрастно сообщил компьютер. — Два дня и восемь часов, если повысить ускорение до границы комфорта.

«Дай по границе терпимого. За день управимся?»