Дмитрий Орёл - Мю Цефея. Магия геометрии

Катин новый муж — совсем мальчишка, на семь лет ее младше — все еще восхищался русской экзотикой, бегал по деревне и берегу с фотоаппаратом, показывал Миле гусей и котят. Мила со всем снобизмом семилетки свысока смотрела на его умиление заросшим садом и заботливо советовала не лазить на чердак, там доски проваливаются. В последние годы деду было совсем не до того.

Джек подошел к Кате сзади. Прислонился, обнял, положил голову на плечо и любовался золотистой рекой, высокой из-за дождливого лета. Впереди маячила уже пристань. Ровно на это место приплыла лодочка с Катей и Генкой пятнадцать лет назад. Тогда не то что пристани, дороги сюда не было. Сосновый лес, глинистый берег, высокие травы, бесстыдные стоны.

Катя поискала взглядом островок — он прошел по правому борту. И треугольник на нем. Отсюда сверху видно, что это действительно скорее трехгранная пирамидка, обращенная одной стороной к реке.

— Как ты думаешь, что там на островке? — пихнула она Джека в бок локтем. Тот сощурился так знакомо, что кольнуло сердце, за дедов прищур она его и полюбила, кажется. Пожал плечами:

— Маяк. Для малых судов. Здесь, должно быть, мель.

Катя промолчала, вздохнула только. Какая мель, если огромный паром проходит вплотную? Джек был самым многообещающим физиком-теоретиком в стране, а то и в мире, говорили, что если Земля наконец освоит космос, то только благодаря ему. Но вот с бытовыми вещами у него вечно были промашки.

Паром затрубил, и Катя все-таки оглянулась. Дома видно не было.

Кате было сорок пять. Она медленно переплывала реку наискосок, больше позволяя течению сносить ее к повороту. Было жарко, толстые стрекозы то и дело пытались отдохнуть у нее на макушке, а выцветшее жаркое небо накрывало синевой.

Она прилетела одна, поселилась в первом попавшемся доме отдыха, ответившем на звонок, но уже на следующий день перебралась к бабе Нине, последней знакомой из деревни. Начальник, которому Катя однажды показала «Москву — Кассиопею», внес в предполетный план психологической подготовки обязательный визит в те места, где у будущего космонавта прошло детство. Пришла очередь и Кати — Пол обнял ее и, безбожно выворачивая язык, пропел: «Если что-то я забуду — вряд ли звезды примут нас!»

Катя разревелась.

Дедов дом перестроили в крепость, а потом забросили и ее. Как почти все в этих краях — даже могучий паром устало привалился боком к сосновому берегу, да так и уснул. Места эти расцвели ненадолго как раз пятнадцать лет тому, но скоро увяли, оставив по берегам стоянки для яхт и домики на сваях.

Катя покосилась на знакомую белую пирамидку, но плыть туда не стала. Мышцы работали лучше, чем в пятнадцать, — инъекции, упражнения, физиотерапия для «лучших инженеров Земли», но почему-то было жутковато наконец раскрыть тайну ее детства накануне самого важного события в жизни.

Только спросила уже вечером у бабы Нины, следуя сложившийся уже традиции:

— Я там мимо парома плыла, знаете? Там островок еще крошечный совсем. И там такая… белая штука, наподобие треугольной пирамиды. Вот что это?

— А, знаю! — Баба Нина отмахнулась так естественно, что Катя даже испугалась, что тайна наконец раскроется. — То ж Алеха с того берега там ночует.

— А что за пирамидка-то? — продолжила пытать Катя.

— Какая пирамидка? Нет никакой пирамидки, он лодку так сушит. Поставит на корму и сушит.

— А зачем… — Катя проглотила «сушить лодку» и уткнулась в свой чай с брусникой и мятой.

— Ты мне лучше оттуда привет передай, вот что! — решилась наконец попросить баба Нина. Видно было, что собиралась давно, но стеснялась.

— Так нас же по телевизору показывать не будут… — растерялась Катя. Она представила себе, как на стартовом столе они выходят из шаттла и тут она останавливается и, как в «Поле чудес», начинает:

— Хочу передать привет бабе Нине из деревни Березки…

— А ты так передай. Как ступишь на не нашу землю-то, так и шепни — привет, мол, баб Нина. Я почувствую, — мягко сказала та.

Катя кивнула.

Кате было двести тринадцать — если считать по-земному. Вокруг нее были звезды, слепящие глаза каждым лучом. Она нажала кнопку на пульте, звезды мигнули — и снова стали звезды.

Катя на миг испугалась, что ничего не сработало и ее сейчас разнесет в космическую пыль, но потом с плеском провалилась в теплую черную воду, и звезды разлетелись брызгами.

Перед отправкой в последний бой Пол вызвал ее к себе — кажется, одной из последних.

«Где бы ты хотела умереть?»

«Что за вопрос?»

«Подбираю координаты твоего маяка».

Давно поговаривали, что научники — где-то среди них был и Джек, давно постаревший, поумневший и уже не такой наивный, как раньше, — докрутили наконец свое супероружие. Теперь все неудачные бои можно просто отмотать назад.

«Что за маяк?»

«Ментально-темпоральная связь — доставшиеся нам обрезки от супероружия. Подарок для самых ценных людей Земли — нажимаешь кнопку, и ты снова в том месте, где тебе было лучше всего».

«Зачем же умирать?»

«Потому что никто не верит, что оружие сработает как задумано. Скорее — начнет отматывать время все быстрее и быстрее, пока не вернется обратно в точку Большого взрыва».

Звезды дрожали в воде, и звезды дрожали над головой. Катя знала, что все это ненадолго, что скоро волна от супероружия дойдет и сюда, свернет пространство, свернет время — и больше нигде не будет Кати, стрекота сверчков, тихого плеска волн и молчания неба. Но сейчас они были отдыхом от немых взрывов за иллюминаторами и истошного воя сирены.

Она сделала еще несколько гребков в парной июльской воде и подняла голову — звезды впереди заслонял силуэт острова с тремя деревьями и едва различимым в безлунную ночь белым треугольником. Там молчали даже сверчки, и вода реки беззвучно толкалась в заваленный буреломом берег.

Кате вдруг захотелось наконец узнать, что же такое этот треугольник. Она поплыла быстрым кролем, то и дело срываясь на лягушачий стиль, словно уже вернулась обратно в детство, растеряв весь свой опыт. Но в тот момент, когда она уже хваталась за длинные космы травы на берегу…

…Вселенная вздрогнула…

…вздохнула…

…вывернулась наизнанку…

…и понеслась обратно, набирая ход, по пути промахнув мимо маленькой девочки с двумя заколками в виде божьих коровок, ржавым гвоздем царапающей на белом треугольнике маяка:

КАТR

«Черт, — подумал Верхушкин, — какого черта они тут делают?»

За соседний столик уселись трое: долговязый игрок в неоновых трансферах последней модели, жмущаяся к игроку девица — еще более долговязая, чем он, — и невнятный сморчок в длинном помятом плаще грязно-белого цвета.