Сабина Альбин - Кровь [СИ]

— Dobro, fantje, osredotočite se! (Так, парни, внимание!) — звучит властный голос Мартина, и в установившейся тишине он решительно командует: — Z Gregorjem bova poskusila priti noter. In vi naju zavarujete zunaj. Prisluhnite! Če bo šlo kaj narobe, nam takoj sporočite, in se vrneva. (Мы с Грегором попробуем пробраться внутрь. А вы страхуете нас снаружи. Прислушивайтесь! Если что, сразу даете нам знать и мы возвращаемся.)

Слушатели отвечают ему взрывом эмоций, но Мартин жёстко обрывает их новым требовательным окриком. Бэла наблюдает издалека, как толпа пропускает вперед двоих добровольцев, но тут её отвлекает звук телефонного звонка.

В первый момент Бэла не понимает, где звонит телефон, но заметив, что до сих пор держит в руках куртку инспектора, торопливо достает аппарат из её кармана.

— Inšpektor, nisem imel priložnosti govoriti z Martinom. Ampak zgleda, da vse je slabo. Kaj se dogaja tam? (Инспектор, я не успел поговорить с Мартином. Но судя по всему, всё плохо. Что там у вас?) — слышится озабоченный голос доктора Пеклича.

Бэла, нервно сглотнув, отвечает:

— Извините, доктор, инспектор не может ответить.

— А!.. — собеседник подавленно замолкает.

Бэла пытается смягчить удар:

— Может быть, он всё же жив. Тут церковь обрушилась.

— А Ирена, Тинек, Мартин?

— За них не волнуйтесь. Тинека мы нашли.

Слышно, как доктор тяжело вздыхает:

— Сбываются мои худшие опасения… Господин Перилл не сможет уничтожить вампира.

Бэла взволнована и обескуражена:

— Это почему?

— Это долго объяснять. Но вкратце, он не может сделать этого физически. А может быть, всё обстоит ещё хуже, и он действует против нас.

Бэла, не сдерживая возмущения:

— Вы не знаете, о чем говорите, — и в сердцах отключает телефон.

Доктор Пеклич стоит в школьном коридоре у окна. Мимо него снуют люди, но он не обращает на них внимания. В глубокой задумчивости он смотрит то на телефон, то на засыпаемую снегом парковку. Наконец, видимо, что-то решив, он жмет на кнопку вызова:

— Irena! Ste v redu? (Ирена? У Вас всё в порядке?)

Ирена, одной рукой прижимая телефон к уху, не выпускает из другой — двустволку, которая лежит у нее на коленях. Рядом с матерью продолжает спать Тинек. Ян, ведущий машину, слегка косится на заднее сиденье, видимо, заинтересованный разговором.

— Ne, ne, doktor, ni Vam treba iti z nami, (Нет-нет, доктор, Вам не обязательно ехать с нами.) — успокоительно говорит по телефону Ирена.

Ян вмешивается в разговор:

– Želite, da pridemo po doktora v šolo? (Хотите, заедем за доктором в школу?)

Ирена, прикрыв микрофон:

— Ne. Morali se bomo vrniti, to bo dlje. (Нет. Придется возвращаться, получится дольше.)

— Ne bomo. Obstaja druga cesta. (Не придется. Там же другая дорога есть.)

Но Ирена всё равно отрицательно качает головой.

— Ja, nekaj je narobe z njo. Skrbi me zanjo, (Да, с ней что-то не так. Я о ней беспокоюсь.) — говорит она уже доктору.

После краткой паузы она добавляет:

— Ja, zdi se, da nekaj ve, vendar nisem zmogla razumeti. Mogoče je pomembno, mogoče ni. Ampak mislim, da zaradi tega hoče iti v grad. (Да, она, кажется, что-то знает, но я не смогла понять. Может, это важно, а, может, и нет. Но из-за этого она, по-моему, хочет ехать в замок.)

В ответ на новую реплику собеседника ей приходится повториться:

— Nisem saj razumela. Žal mi je, doktor. (Да я же не поняла. Извините, доктор.)

Что-то хмуро выслушав, она в замешательстве возражает:

— No, kako on more jo kontrolirati? (Но как он может ею управлять?)

Тут Тинек открывает глаза и приподнимается. Его осоловелое лицо покрыто потом. Остановив на Ирене смутный взгляд, он, заикаясь, шепчет:

— Mama, mi je sla… (Мама, мне пло…)

Спазм перехватывает его горло.

— Doktor, oprostite, (Доктор, извините.) — бросив телефон, Ирена склоняется над сыном. — Jan, v predalu je brisača, poglej. (Ян, там в бардачке полотенце, посмотри.)

Ян послушно начинает рыться в бардачке. Ирена, хлопоча над Тинеком, мучительно кривит тёмный рот.

— Mama! (Мама!) — расширенные глаза Тинека устремлены в сторону лобового стекла. А за ним посреди пустой дороги прямо навстречу автомобилю из снежной мглы несется покрытая кровью фигура. Ян слишком поздно выкручивает руль.

Сквозь размеренно кружащий снег вдоль обочины не спеша движется тёмный силуэт. Припорошенная снегом тишина нарушается лишь звуком осторожных размеренных шагов. Время от времени, когда издалека долетает собачье рычание, постепенно переходящее в лай, путник останавливается, напряженно всматриваясь в окружающий пейзаж и ловя малейшие шорохи. Но в очередной раз тень разочарования пробегает по мертвенно-бледному лицу и, подавив судорогу боли, он продолжает путь.

Лоскуты, стягивающие плечи и торс, уже насквозь пропитались чёрным. Единственная рука придерживает меч, неловко закрепленный на поясе полосами брезента. Длинные волосы то падают на лицо, а то разлетаются от редких порывов серебристого ветра, открывая жуткую рану на левой щеке.

Внезапно он выступает прямо на середину дороги, и через несколько секунд на него падает свет фар. Мчащийся чёрный автомобиль резко тормозит. Из окна выглядывает легкомысленная физиономия:

— Kapo dol, stari! Te odpeljemo? (Ну, ты даешь, чувак! Тебя подвезти?)

В салоне чёрного кроссовера четверо парней. Случайный попутчик усаживается сзади. Его лицо почти полностью скрыто низко свисающими длинными волосами. Машина трогается с места, и салон сразу же наполняется энергичной музыкой и оживленными голосами.

— Torej, še dve hiši? (Ну, что, ещё пара домов?)

— Zakaj le dve? (Почему только пара?)

Молодежь хохочет и дружно стукается пивными жестянками.

— In kje, stari, greš? Na otroško zabavo? (А ты, чувак, куда? На детский праздник?)

Новый взрыв хохота. Попутчик никак не реагирует на шутку, и по его бесстрастным холодным глазам не понятно, чувствует ли он, вообще, что-нибудь. Как бы то ни было, его спутники не замечают ничего необычного.

— Veš? Tukajšnji kreteni vsi skupaj prenočiščejo v šoli. Razumeš to, kajne? (Слыхал? Местные болваны все, как один, ночуют в школе. Смекаешь, что к чему?)

Потягивая пиво, парни ухмыляются в банки, удовлетворенно сопя и покашливая.

Сидящий на заднем сиденье у окна достает что-то снизу:

— Poglejte to! (Зацените!)

У него в руках настольная лампа с зелёным матерчатым абажуром, которую он любовно поглаживает, прижимая к груди.

— Norec si! Zakaj k vragu rabiš to sranje? (Вот ты — дурик! На фига этот хлам?)

— In kaj? Všeč mi je barva in… (А что? Мне цвет нравится и…)

Гогот заглушает окончание реплики, а парень с лампой тем временем опускает стекло:

— Predstavljajte, taka lučka! (Прикиньте, сигналка такая!) — выставляет лампу на крышу автомобиля и старательно изображает полицейскую сирену: — U-u! U-u! U-u! Nočna straža! (У-у! У-у! У-у! Ночной патруль!)

Но над шуткой смеется только он сам, водитель же грубо одёргивает клоуна:

— Dovolj! Bo ti zmrznila glava! (Завязывай! А то совсем голову отморозишь!)

Шутник послушно, но без особого энтузиазма закрывает окно и только тут замечает, что его товарищ, по-видимому, уснул — он сидит, закрыв глаза и запрокинув голову. А молчаливый попутчик прильнул к его обнаженной шее.