Роберт Стайн - Планета Садовых Гномов

— Кто это? — крикнул я.

— Это канюки-разбойники.

— Что? Ну и громадины. Они…

— Распластайся, — скомандовал он. — Как можно сильнее.

— Зачем?

— Потому что они слепые.

Над собой я слышал их гневный клекот. Их тени вновь пронеслись над нами.

— Канюки-разбойники слепые?

— Видеть не видят, но учуять могут, — прошептал Эллиот. — Они чувствуют запах страха.

Мы распластались на животах. Я зарылся лицом в траву. И затаил дыхание, слыша, как гигантские твари снова пикируют на нас.

— Ох-х-х-х-х! — не удержался я, почувствовав, как острющие когти полоснули меня по спине, распоров рубашку. Боль пронзила все тело. Я чуть не свернулся в клубок.

— Ни с места, — предостерег Эллиот. Я почувствовал на плече его руку. — Они нас пока не учуяли. Если учуют…

Он не договорил. Птицы снова устремились вниз. Я уткнулся лицом в землю и задержал дыхание. Каждый мускул в моем теле был напряжен.

Очередной порыв ветра обдал меня — птицы пронеслись на волоске от нас. Это заняло всего секунду или две — но казалось, что прошли часы. Оцепенев в страхе, я даже не шелохнулся. На мгновение я ощутил поднятый их крыльями ветер, а после воцарилась тишина.

Спустя некоторое время я медленно, осторожно приподнял голову. Да! Канюки-разбойники улетели восвояси.

Я поднялся на ноги, но они так тряслись, что я с трудом сохранял равновесие.

— Фу-у, пронесло… — выдохнул я.

Эллиот кивнул. Глаза у него до сих пор были круглые от страха.

— Должно быть, они услышали нас, когда мы угодили в пруд. Опасные птички. Когти у них смертоносные. Кроме шуток.

— Хочешь сказать, они бы растерзали нас? — спросил я.

— Сперва растерзали бы, потом сожрали, — ответил Эллиот. — Они плотоядные.

Я содрогнулся.

— Погнали-ка отсюда. Не по душе мне здесь.

Эллиот направился к своему велосипеду:

— Не так уж плохо, если держаться начеку.

— Держаться начеку? — воскликнул я. — Как прикажешь держаться начеку, когда рыбы штаны гложут, а птицы норовят на куски разодрать?!

Он не ответил. Молча подобрал свой велосипед и залез на него.

— Я попал, — пробормотал я. — Мало того, что дома набедокурил, так теперь еще и угробил велик. А мама с папой ни за что не поверят, если я скажу, что утопил его в трясине.

— Но это же правда, — сказал Эллиот. — Я могу подтвердить. Мне они поверят.

— Может быть, — сказал я.

Пока я тащился домой, Эллиот ездил вокруг меня кругами, то в одну, то в другую сторону. Мне не хотелось думать о том, как мы чуть было не утонули в трясине. Не хотелось думать вообще ни о чем, что там произошло.

Так что я решил считать по дороге садовых гномов. Они сидели на каждой лужайке, кучковались возле подъездных дорожек, притулились к стволам деревьев. Безобразные маленькие бородачи в красных костюмах и нелепых колпаках.

Жуть жуткая.

Я насчитал тридцать две штуки, а до дома еще оставалось несколько кварталов. Взгляды большинства гномов были устремлены на улицу, словно они наблюдали за нами, следили, как мы проходим мимо, своими большими, пустыми, нарисованными глазами.

— У меня в родном городе никто не держал газонных гномов, — сказал я Эллиоту. — Мы считали их слишком уродливыми, чтобы выставлять перед домом. Я не врубаюсь. Честное слово. Почему, куда ни глянь, всюду эти дурацкие коротышки?

Он круто развернул велосипед.

— Мне пора. Вон моя улица, — показал он. — Дальше дорогу найдешь?

Я кивнул.

— Да. Конечно.

— Ладно, пока, — сказал он. — Спасибо, что спас мне жизнь. — Он покатил прочь. — Жаль, что с твоим великом так вышло! — крикнул он на прощание.

— Ага. Мне тоже, — сказал я, и провожал его взглядом, пока он не свернул на подъездную дорожку маленького бело-желтого домика в конце квартала.

Я повернулся и побрел домой. Солнце почти зашло. Небо расчертили алые полосы вечерней зари.

Садовые гномы глазели на меня со дворов, когда я проходил мимо. Но мне больше не хотелось их считать.

Из-за потерянного велосипеда на душе скребли кошки. Ведь я пообещал родителям стать ответственнее на новом месте. И вот пожалуйста, возвращаюсь домой без велика.

Я вздохнул. Авось не заметят…

Свернул к своему дому, пересек лужайку. К моему удивлению, на крылечке поджидали двое садовых гномов.

«Кто их переместил?» — удивился я.

Я поднялся на веранду, перешагнув через безобразных карликов, и начал открывать дверь.

— Джей, а где велосипед? — осведомился один из них.

Я ахнул. Поднял глаза. И увидел папу, стоявшего по другую сторону сетчатой двери.

Садовый гном не говорил со мной. Разумеется, нет. Это был папа.

— Велосипед где? — повторил он.

— Э-э… ну-у… долго рассказывать, — промямлил я.

Он открыл дверь, и я ввалился в дом.

— Потерял, что ли? — допытывался папа.

— Типа того, — сказал я. — Он на дне трясины.

Отец пристально посмотрел на меня, и вид у него был нерадостный.

— Так и знал, что ты не поверишь, — сказал я.

Папа вздохнул:

— Я уж и не знаю, чему верить. Не хотелось бы тебя постоянно наказывать, но, Джей, ты же обещал…

— Папа, что такое со всеми этими газонными гномами? — перебил я. — Те двое на крыльце. И в каждом дворе. И…

— Тебе это известно, — ответил папа.

Мама позвала из кухни:

— Эй, вы двое — ужин почти готов! Пора за стол!

Папа отвернулся и пошел на кухню:

— Иду, дорогая!

Я поспешил наверх сполоснуться. Я чувствовал собственный запах: от меня разило болотом. Вспомнив, как тонул в этой песчаной оранжевой жиже, я невольно содрогнулся.

Не уверен, что мне по душе новый район. В двух словах: он опасный и жуткий.

Конечно же, я понятия не имел, насколько здесь жутко на самом деле.

На следующий день я торчал у себя в комнате. Солнечный свет лился в окно, теплый ветерок шевелил занавески. Но выходить было неохота.

Я расставил пробирки и мензурки на своем лабораторном столе. Затем я поместил туда же бутыли с химикатами.

Я с раннего детства повернут на науке. Люблю брать различные химикаты, смешивать вместе и смотреть, что получится. Это расслабляет, и в то же время волнует.

Я изучал коричневую стеклянную бутыль, пытаясь решить, какую смесь приготовить. Налил немного оранжевого химиката собственного приготовления в большую мензурку, затем добавил буквально капельку перекиси водорода. Послышалось тихое шипение, появился резкий горький запах. Я подмешал несколько чайных ложек магния. Но это, по-видимому, ничего не дало.

Когда моя семья переехала сюда три недели назад, родители убеждали меня оставить свой химический набор. Оно и понятно: переезжать-то пришлось из-за того, что я нахимичил.

А мы все хотели начать новую жизнь. Никто в нашем новом городе не знает, что я натворил. Маме и папе хотелось быть уверенными, что этого больше не повторится.