Роберт Стайн - Сын Слэппи

— Вы раньше что-нибудь пекли? — спросил я друзей.

Оба покачали головами.

— Я как-то готовил хлопья, — сказал Майлз. — Это все, что я готовил.

— Да тут просто, — сказал Штык, насыпая муку в большую миску для взбивания. — Следуй только инструкции пошагово. Не напортачишь.

Мы свалили в миску кучу ингредиентов. Затем поместили миску под венчик миксера и запустили его.

— Прям волшебство! — воскликнул Майлз. — Как в научной фантастике или типа того. Смотрите. Оно становится шоколадным тестом.

Я понюхал.

— И пахнет как шоколадный торт. Восхитительно.

Штык вытащил из буфета формочки для кексов. Каждая формочка вмещала по шесть штучек.

— Нужно сделать побольше, — сказал Штык. — Никто не оценит, если мы принесем жалких двенадцать кексиков. Надо сотню!

Я покачал головой:

— Не думаю, что нам хватит теста.

Мы втроем заглянули в миску. Густая шоколадная масса выглядела — хоть сейчас на противень.

— Вот оно что, — сказал Штык. — Мы с Майлзом сбегаем в магазин Гаррети на углу. Купим смеси для теста. Пять минут всего. — Он показал на миску. — А ты, Джексон, пока размешивай.

И вот что было дальше. Штык взял кошелек. Они с Майлзом побежали в магазин. Я стоял возле миксера, наблюдая, как он медленно месит шоколадное тесто.

А потом, через несколько мгновений после того, как мои друзья вышли за дверь, я услышал громкое чириканье.

— О не-е-ет, — простонал я.

Комната затряслась. Пол вздыбился, затем опустился.

— Нет. Пожалуйста. Пожалуйста. Нет.

Я сопротивлялся. Я пытался побороть это. Но мне не хватало сил.

Я вынужден был сдаться.

Я Сын Слэппи. Я не могу остановиться!

Я отключил миксер и вытащил из-под венчика миску с шоколадным тестом. Я поставил миску на кухонный стол.

Потом, хихикая про себя, я погрузил руку в тесто. Схватил большой, липкий ком шоколадной массы. Затем я пересек кухню и тщательно растер его по желто-белым обоям.

Зачерпнув еще одну пригоршню теста, я размазал ее по стенке холодильника. Потом еще одну. И еще. Я размазывал их по столу, по стене.

Я не мог перестать смеяться. Вот весело-то!

Я схватил ком теста и метнул в потолок. Затем я размазал шоколад по дверцам буфета.

— Да! Да! Красотища! — Долгий, жестокий смех вырвался у меня из горла.

Большая миска практически опустела. Я размазал тесто по всей комнате. Тяжело дыша от возбуждения, я засунул голову в миску и слизал тесто со стенок.

— Да! Вкуснотища! Да!

Слизывая сладкое тесто, я издавал громкие животные звуки. Я зал, что у меня все лицо в шоколаде, но мне было наплевать.

Наконец, я взял миску и метнул ее через всю кухню. Отскочив от раковины, она загремела по полу.

Я стоял посреди кухни, слизывая с губ шоколад и любуясь своей работой. Услышав вздох за спиной, я круто развернулся.

Миссис Хаггерти стояла в дверях, в ужасе разинув рот. Ее взгляд метался по кухне.

— Э-э… долго вы тут стоите? — спросил я.

Она процедила сквозь зубы:

— Достаточно долго. — А потом сорвалась на крик: — С ума сошел? Ты что, больной?!

— Я могу объяснить, — сказал я.

— Что? — Она судорожно сглотнула. Ее всю трясло. — Объяснить?

Я кивнул.

— Да. Видите ли, я просто по-новому украсил вашу кухню. Я считаю, это очень важно — а вы?

Откинув голову назад, я захохотал.

Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но не смогла издать ни звука. Наконец, она испустила душераздирающий визг.

— Если вам не нравится, просто скажите, — скромно промолвил я.

После этого события развивались стремительно. Она схватила меня за плечи и вытолкала за дверь. Следующее, что я помню — как сидел позади нее в ее машине.

Потом я оказался дома. Затем миссис Хаггерти встретилась с моей мамой, визжа, вереща и буквально лопаясь от ярости. Она говорила так быстро и на столь повышенных тонах, что мне приходилось зажимать руками уши.

— Джексон, это правда? — без конца повторяла мама. — Это правда? Это правда?

Она сотню раз извинилась перед мамой Штыка. Она вызвалась самолично убрать все это безобразие. Миссис Хаггерти бросила на меня выразительный взгляд. Затем она поспешила прочь, качая головой.

Их слова превратились в гудение в моих ушах. Голова пошла кругом.

Я буквально чувствовал, как Слэппи движется на выход. Покидает мой разум. Я чувствовал, что возвращаюсь в норму. И лишь придя в себя, я наконец осознал, какой ужас натворил. И как чудовищно влип.

Папа пришел с работы пораньше. Лицо его было бледным и мрачным.

— Джексон, мне звонил мистер Гурвиц, — сказал папа. — Он рассказал мне о тебе нечто ужасное. Говорит, что видел, как ты швырял велосипед какого-то маленького мальчика.

Он смотрел на меня, ожидая, что я что-нибудь скажу. Но я не знал, как ответить. Я просто опустил глаза и уставился в ковер.

— Ну, это правда? — потребовал ответа папа. — Это правда, что ты испортил мальчику теннисную ракетку и швырнул его велосипед на дорогу?

— Я… наверное, — пробормотал я.

— Я только что звонила доктору Марксу, — сказала мама, возвращаясь в комнату. — Он сказал, что посмотрит тебя немедленно.

— Но, мама…

— Не спорь, Джексон.

— Давайте сохранять спокойствие, — произнес папа, энергично жестикулируя обеими руками. Он-то явно не был спокоен. — Ты ведешь себя очень странно и сам это понимаешь. То, что ты делаешь, и то, что ты говоришь… это совсем на тебя не похоже, Джексон.

— Не беспокойся. Мы о тебе позаботимся, — сказала мама. — Ты вернешься к нормальной жизни. — Она бросила взгляд на папу. Было видно, что она сама не верит своим словам.

Я хотел рассказать им о Слэппи. Хотел сказать, что если мы избавимся от этого болванчика, он, возможно, больше не сможет вторгаться в мой разум.

Но внезапно я подумал о репетиции в ЦМ.

— Я… я опаздываю на репетицию, — пробормотал я. — Через несколько дней выступление в ЦМ и…

— Сожалею, Джексон, — промолвил папа. — Боюсь, тебе придется пропустить выступление в ЦМ.

Итак, мне предстояло пропустить вечер в ЦМ, а прошедшие несколько дней выдались совершенно неинтересными. В основном я слонялся по дому, страдая от жалости к себе.

Доктор Маркс прописал мне какие-то голубые таблеточки для расслабления. Но я лишь притворялся, что принимаю их.

Рэйчел сделалась неожиданно добра ко мне. На самом деле, она была в превосходном настроении. Думаю, она наслаждалась возможностью стать хорошим ребенком в семье.

Она вошла в мою комнату и присела на краешек кровати.

— Мне очень жаль, что ты сегодня пропустишь вечер в ЦМ, — сказала она. — Должно быть, тебе очень грустно.

Я кивнул:

— Да. Очень грустно.

Она окинула взглядом мою комнату.

— А где болванчик?

— Я засунул его в чулан, — сказал я. — Я хотел выступить с ним сегодня в ЦМ. Но раз меня не пустили…