Борис Конофальский - Инквизитор

А народ глядел на это бесчестье и надругательство и с отвращением и с презрительным ехидством мол: и поделом ей.

Наконец Сыч с колен встал. Снова вытер руки о платье женщины и, подойдя к коннетаблю и сержанту, стоявшим в стороне, сказал:

— Пусто, экселенц, золотишко она либо в лесу спрятала, либо проглотила. Если в лесу, то искать непросто будет, собаки потребуются. Или на дыбу ее вешать и пытать где спрятала, да и то дело пустое. Баба с перепугу ежели спрятала, то потом и нипочем место не найдет, даже если и сама захочет. Они ведь, дуры, если, что прячут, то и сами потом не вспомнят, где. А ежели проглотила, то поить ее соленой водой, пока не сорвет ее, или кормить да ждать, кислым молоком кормить с огурцами. Что делать будем?

— Упряжь лошади осмотри, — ответил солдат и пошел к Франческе, сержант пошел следом.

Волков подошел к ней и, стараясь не вызвать новый приступ боли в ноге, присел перед ней на корточки. Женщина смотрела на него с ненавистью.

— Ну, вижу, не вразумил тебя сегодняшний разговор наш разговор. Сидела бы тихо, а лучше уехала бы, а ты, вон, что вытворяешь. На госпожу руку подняла! Знаешь, что тебя за это ждет? — спокойно говорил солдат глядя ей прямо в глаза. — Знаешь?

И тут Франческа как будто взорвалась, она начала осыпать солдата самыми отборными, самыми мерзкими, портовыми ругательствами на ламбрийском, какие только он слышал.

— О чем она болтает, господин? — спросил сержант у Волкова.

— Проклинает, — отвечал тот.

— Кого? — насторожился сержант.

— Тебя, — соврал Волков с ухмылкой, хотя все проклятия и ругательства адресовались ему.

— Меня? — удивился старый вояка.

— Тебя и твоих детей, — продолжал забавляться солдат.

— А меня-то за что? — искренне удивлялся сержант.

— Так это ты ее поймал, — врал Волков, его забавляло удивление сержанта.

— Ах ты ж тварь, — разозлился сержант пошел к коновязи и набрал полную пригоршню конского навоза, подошел к Франческе и левой рукой, сдавив ей щеки, разжал зубы, та пыталась, сопротивляется, но он забил ей в рот целую пригоршню навоза, приговаривая, — жри, тварюга, жри за свой подлый язык.

Он сжал ей челюсти, что бы она не могла все выплюнуть, и держал так. А она не сдавалась: выпучив глаза, мотала головой, старалась оторвать его руки от своего лица, плевалась. Вырывалась.

— Успокойся, Удо, — оторвал его руки от лица Франчески солдат, — ты ее задушишь, гляди, посинела уже.

Сержант встал рядом, а солдат заговорил:

— Ну, что, будешь еще лаяться или поговорим?

Франческа сидела, словно не слышала его, выплевывала навоз. Отплевывалась.

— Я человек добрый, — продолжил Волков, — я обещаю, что передам тебя в руки ландфогта, не осужу сам, если ты ответишь мне на два вопроса. Слышишь меня?

Франческа не поднимала головы. Не смотрела на него.

— Два вопроса, где мое золото и где твоя госпожа? Ответишь, и тебя будет судить фогт, кто знает, как там все повернется. А если нет, то я сожгу тебя сегодня же. Слышишь? Сегодня же! Думаю, барон будет не против.

Женщина не ответила ему.

— Упрямая тварь, — произнес сержант.

А Франческа вдруг глянула на него с такой злобой, что старого воина качнуло. Он начал свирепеть:

— Еще навоза хочешь, тварина?

— Успокойся сержант, — остановил его Волков и продолжил, — еще одно предложение, говоришь мне, где мое золото и я тебя просто повешу. Никакого костра, мне уже плевать на твою госпожу. Я про нее спрашиваю больше для порядка.

Франческа опять не ответила, смотрела на камни мостовой и не поднимала головы.

— Где мое золото, ведьма, — вдруг заорал солдат, у него начинала ныть нога, он начинал беситься, схватил женщину за волосы и начал таскать, приговаривая, — где мое золото, а? Где мое золото?

А Франческа упрямо продолжала молчать. Терпела и молчал.

— Ведьма, — сурово сказал сержант.

— Ведьма, — согласился Волков, вставая и указывая на женщину, крикнул, — стража, на площадь ее.

Два стражника подхватили Франческу под локти, поволокли к выходу из замка. За ними устремились все дворовые, приговаривая с благоговением:

— Жечь решили!

— Говорят ведьма!

Сержант помог солдату сесть на коня, сам залез на своего, и они поехали следом. Ехали молча, говорить им было, вроде, и не о чем, воины все уже решили. Участь женщины была предрешена.

Прямо за воротами замка собралась толпа, люди из Рютте и малой Рютте пришли, так как знали о том, что случилось, было много и пришлых. Все пошли за стражниками, что тащили женщину на площадь. Все ждали казни, все знали, что коннетабль не простит нападения на баронессу и молодого барона.

На площади и у нового рынка народа было еще больше, там был и Крутец и монах. Стражники приволокли Франческу, бросили ее на землю, на ней было разодрано платье и нижняя рубаха, она была полуголой. Люди поначалу не узнавали спесивую служанку спесивой госпожи, а когда узнавали ее, то начинали, не скрываясь радоваться, что, наконец-то, она получит по заслугам. А Франческа сидела на земле с разбитым лицом, с распущенными волосами, даже не пытаясь прикрыть наготу. Страшная. И зло смотрела на людей. Ей в голову прилетел ком земли, что вызвало у собравшихся радостный смех, и люди ей кричали:

— Что, лошадиная морда, получила на орехи!

— Валяешься, вон, в грязи, а раньше ходила барыней, через губу не переплевывала!

— Наш коннетабль тебя скрутит в бараний рог, не таких крутил!

— Повесьте ее, господин! Нехай ногами подрыгает! Нас потешит!

А она всех их ненавидела, люто ненавидела. И больше всех его. Женщина глядела, как с трудом солдат слезает с коня и идет к ней, и проклинала его про себя. Проклинала, проклинала, словно надеялась, что его прямо тут убьет молнией или прямо здесь и сейчас разобьет паралич. Но с ним ничего не происходило, он опять опустился на корточки рядом с ней. С ним пришел и стоял рядом сержант. И солдат спокойно заговорил:

— Повторяю тебе еще раз, может к тебе, дуре, разум вернется: я не буду казнить тебя прямо сейчас, а, может быть, даже отпущу, сбежишь, когда тебя к графу повезут, если ты ответишь мне на два вопроса. Где госпожа Ядвига и где мое золото?

Франческа взглянула на него, попыталась даже встать, но стражник стоявший сзади врезал ей древком копья по пояснице. Женщина скривилась от боли и уселась на землю опять, чем вызвала всплеск новой радости у людей.

— Ишь как перекосило, паскуду, — веселились собравшиеся. — Врежь ей еще разок.

— Да, не милосердствуй, бей как следует!

— Ну, так где мои деньги? И где госпожа? Ответишь, где деньги, — повешу, ответишь на оба вопроса — помогу сбежать, не ответишь ни на один, — он помолчал, — сожгу.

Женщина снова убрала волосы с лица и произнесла:

— Ты выродок, ублюдок, сын портовой шлюхи, сосавшей у прокаженных, и сам шлюха, который давал матросам в детстве, ты виноват во всех бедах, что б ты сдох, будь ты проклят, — закончив, она плюнула в лицо солдата.