Надежда Сакаева - Бессмертие графини

Но все, что естественно для других, было совершенно неприменимо к графу.

Однажды, когда граф в очередной раз пришел в мою спальню, я заговорила с ним об этом. Возможно, стоило бы выбрать более подходящее время и место для такого серьезного разговора, но днем мы молчали о личном, так что же еще мне оставалось?

— Господин? — спросила я с придыханием, когда граф жадно шарил по моему телу, заставляя выгибаться ему навстречу.

В ответ он лишь вопросительно вскинул брови и резким движением вошел в меня, заставив вскрикнуть от наслаждения.

— Господин, почему у нас нет детей? — едва находя силы, выговорила я, жадно хватая ртом воздух и стараясь не потеряться в этом море разврата.

— Ты сильно хочешь? — спросил он, остановившись и прожигая меня своими алыми глазами.

Странный вопрос. Я думала, он тоже этого хочет, ведь дети это конечная цель любого брака.

Но да, я хотела этого всей душой. И я готова была ради этого на что угодно.

Отвечать мне не понадобилось.

— Ну значит, они у тебя будут, — своим приятным голосом проговорил граф и вернулся к делу.

В тот раз он закончил скомканно и быстро, что было для него необычно. А потом ушел, оставив меня, чтобы вернуться уже во сне.

Это был один из тех кошмаров, в которых мне не было страшно, и которым я ужасалась уже на утро.

В нем граф кусал меня за шею, а я счастливо размазывала свою кровь по его мраморной груди все повторяя, что у нас будет ребенок. Граф же в ответ сверкал своими дьявольскими глазами и усмехался, обнажая острые, неестественно длинные клыки.

Я забеременела сразу же после той ночи, словно по волшебству.

Моему счастью не было предела, и только тогда я поняла, как много для меня это значило на самом деле.

И как же я была благодарна графу за то, что он подарил мне это счастье.

Мое интересное положение ничего не изменило в наших отношениях. Граф, как и прежде, продолжал каждую ночь навещать мои покои и мой огромный живот ничуть не мешал ему. Казалось, будто он его просто-напросто не замечает.

А когда он снимал свою рубашку, открывая моему взору мрамор идеального тела, замечать его переставала и я. Ведь холодные объятия графа по-прежнему пробуждали другую меня, заставляли забываться в грешном наслаждении и кричать от счастья пополам с болью. Заставляли забывать, что я леди и к тому же, будущая мать.

Быть может от этого моя беременность проходила на удивление легко. У меня не возникло привычных проблем, вроде тошноты и прочего, к чему меня готовила старая служанка графа, которую, в силу ее опыта, мне невольно пришлось приблизить к себе взамен моей милой Рози.

Несмотря на мое хорошее самочувствие, граф настоятельно не рекомендовал мне разгуливать по замку, да и вообще, выходить за пределы своих покоев, едва живот стал заметен окончательно. Впрочем, произошло это только на пятом месяце, когда как раз зачастили дожди и похолодало.

Поэтому мое вынужденное заточение не доставило мне особых неудобств, хотя в течении этого времени я общалась разве что с графом, да со своей старой-новой служанкой.

Рози заглядывала лишь пару раз — ее нагрузили работой в других частях замка, так она объясняла мне свое отсутствие. И я скучала по ее веселому щебетанию.

Так же редко ко мне заходил и Викторий. Он, казалось, не разделял моих восторгов на счет будущего ребенка, а его улыбка выглядела, словно приклеенная, но никак не искренняя.

Мне было несколько обидно от этого, ведь он был моим единственным другом, однако я не стала упрекать его в этом, или пытаться как-то выяснить отношения.

Граф как-то упоминал, что у Виктория никогда не будет жены, потому что в детстве он переболел и теперь не может иметь детей. А лишать какую-либо женщину радости материнства, обрекая ее на бездетное существование, он никак не хотел.

Жалко.

Викторий красивый и, в остальном, здоровый мужчина, добрый и отзывчивый. Из него вышел бы отличный муж и отец.

Пускай его происхождение не столь благородно, как мое, но он смог достичь высокого места благодаря своему уму, и я не раз замечала, какими влюбленными глазами смотрит на него Рози.

Роды начались, когда зима отступила окончательно, и, как и беременность, не причинили мне неудобств. Ребенок, словно стремясь быстрее увидеть белый свет, вышел легко и без осложнений, а схватки были недолгими и не настолько мучительными, как я ожидала.

А может, я просто привыкла к боли?

В конце концов, граф был не самым нежным любовником и зачастую, если не постоянно, оставлял синяки на моих бедрах от своей крепкой хватки (и это, не говоря уже обо всем остальном).

Так что для меня все прошло легко.

Когда мне передали этого маленького человечка, завернутого в чистую пеленку, меня переполнили счастье и нежность. Кажется, я не видела прежде ничего прекрасней, чем это розовое личико с прилипшим пушком темных, как у графа, волос.

И конечно же я была неимоверно признательна своему мужу за это чудо.

— Мальчик, моя госпожа, — сказала повитуха. — Надо бы его к груди приложить.

Я послушно выполнила ее указание, и вскоре ребенок наелся и уснул. Мне не хотелось выпускать его из рук ни на мгновенье, однако все же, его пришлось отдать служанкам, чтобы и самой немного отдохнуть.

Совершенно незаметно для себя я уснула и довольно крепко. Я спала, даже когда меня переносили в покои графа, чтобы, очевидно, поменять у меня простыни и убраться. Проснулась я от его же голоса.

— Нет, графиню будить не стоит. Беременность и роды прошли тяжело. Кажется, я посылал своих людей за кормилицей для ребенка. Отведите ее в детскую и обустройте комнату рядом, — голос графа переливался приятным бархатом, хотя и был прохладен.

«Но разве мне было тяжело? Зачем кормилица?» — хотела возмутиться я, однако не посмела перечить указаниям своего мужа.

Словно почувствовав мое пробуждение, граф обернулся.

— Вы проснулись, графиня? — он улыбнулся, обнажив острые белые зубы. — Лежите, вы хорошо постарались. Крепкий и здоровый мальчик, который вырастет достойным графом.

Голос его звучал тепло, даже ласково. Это было совершенно непохоже на его обычную, дневную холодность или же на ночную, животную, страсть.

Это было нежно и заботливо, и так непривычно, что по коже пробежали мурашки.

Неужели я добилась того, чего желала? Неужели рождение наследника растопило лед его сердца, такого же промерзлого, как и его руки? Неужели теперь на смену моей болезненной привязанности и горячечной похоти придут уважение, дружба и все то, что я видела только у родителей, но ни у себя?

Хотелось бы мне в это верить.

— Мне уже гораздо лучше, — ответила я, приподнявшись на подушках.

Служанка тихой пугливой мышкой поспешила покинуть покои своего лорда, оставив нас наедине.