Йон Линдквист - Химмельстранд

— Я имею в виду… довольно необычно.

Зря спросил. Испортил хорошую, трогательную минуту. Он же прекрасно знает, насколько щекотливым может быть подобный вопрос.

Но нет. К его облегчению, ответ Леннарта прост, но от того еще более необычен.

— Ну… так вышло, что наши жены, Ингела и Агнета, поехали вместе отдыхать. На Канарские острова. А потом вернулись и через неделю усвистали. Обе усвистали.

— Усвистали? — Петер впервые слышал такое выражение.

— Ну да. Должно быть, договорились там, на пляже. И решили, что так им лучше. И усвистали. Не вместе, а кто куда.

— Семь лет назад, — вставил Улоф.

— Но… как же это можно — просто так взять и усвистатъ? Так ведь не делают…

— Не. Не делают. А они сделали.

— И мы остались одни, — продолжил Улоф, — и потихоньку поняли… как бы получше сказать? Поняли, что незачем мучиться в одиночестве, раз мы такие старые друзья.

Леннарту было нечего добавить: он кивал чуть не на каждое слово. И Петер тоже покивал. Он хотел бы задать еще пару вопросов, но не знал, как их сформулировать, чтобы не показалось, что на этот-то раз он точно лезет в чужую жизнь. Они сидели и молчали, пока тишину не нарушил грохот.

Петер обернулся. Стефан свалился со стула на крышу кемпера.

Жестяная банка с хлебом… печальное зрелище. Три вялых, будто ватных ломтя белого нарезного хлеба того сорта, что можно есть, лишь подсушив в ростере. Может быть, сделать гренки, или, как их называют, французские тосты? Тут Карина вспомнила, что и спирта для походного примуса осталось очень мало. Надо экономить. По крайней мере, пока им не вернут газовый шланг. И вспомнила шведское название французских тостов — «нищие рыцари». Почему рыцари и почему нищие?

Намазала хлеб маслом и начала строгать сыр, то и дело поглядывая на Эмиля. Мальчик успокоился и занялся лего.

Нужна осторожность. История с шлангом… по-видимому, очень чувствительна для мальчонки, и она мучительно пыталась понять — почему? Почему он так реагирует?

Она поставила тарелку с бутербродами перед Эмилем с таким грохотом, что вздрогнула и не сразу сообразила: грохнула не тарелка, а что-то упало на крыше кемпера — очевидно, Стефан спрыгнул со стула.

— А что делает папа?

— Пытается оживить телефон.

— Чтобы можно было звонить? — спросил Эмиль с набитым ртом.

— Именно так.

— В полицию?

Что на это ответить? В самом деле — куда? Куда имеет смысл позвонить? Тому, кто нарисовал кресты на кемперах? Но этот крестоносец, кажется, не оставил номер…

— В пожарную команду, — предложил Эмиль, увидел, что мама улыбнулась, добавил: — Или в парикмахерскую.

Карина прекрасно понимала: отчаянные попытки Стефана наладить связь продиктованы одной целью — позвонить родителям. Ей-то звонить некому. Вообще некому. Родители умерли, а с бывшими друзьями она порвала. И рвать-то особенно было не с кем — многие поумирали, а остальные сидели по тюрьмам. Все ее близкие здесь.

Эмиль мужественно прожевал сухой бутерброд и с гримасой отвращения сделал пару глотков тепловатого молока. Но ничего не сказал. Остался один ломоть хлеба и полпакета хрустящих хлебцев.

Надо срочно отсюда выбираться.

Немыслимое, нелепое положение. Как они здесь оказались? Выдернуты из нормальной жизни, даже не выдернуты, а вычеркнуты — как еще объяснить эти кресты…

Она взяла несколько кубиков лего, слегка подбросила на ладони. Что же это за гигантская рука, которая подняла их кемперы, как эти кубики, подмяла, помедлила и швырнула на это непостижимое, не описанное ни в каких географических справочниках, бесконечное поле?

Ее зазнобило — настолько грозной и мистической представилась ей эта картина — рука, сгребающая в горсть человеческие жизни.

Нет, это настолько противоречит всем тысячелетиями законсервированным в мозгу смыслам и представлениям, что она наверняка ошибается. Что-то произошло с углом зрения. Если привыкшего к двухмерному миру муравья посадить на шар, он никогда не сообразит, что если двигаться вперед и только вперед, он может вернуться на исходный пункт. Муравей не в состоянии представить шар, поскольку шар для него — понятие неизвестное. Что-то в этом роде произошло и с ними… Как можно направить ход мыслей в не только непривычное, но и вообще незнакомое русло?

— Что ты, мама?

Эмиль смотрит вопрошающе — должно быть, его напугал вид погрузившейся в размышления матери. Оказывается, она сильно сжала кубик лего — так сильно, что он врезался в кожу и оставил красные следы на ладони.

— Ничего, малыш. Просто думаю.

— Давай построим что-нибудь?

На крыше тихо — должно быть, Стефан по-прежнему пытается найти мобильную сеть. Конечно, надо подождать, пока он спустится, — как можно уехать и оставить Эмиля одного?

— Что будем строить?

— Крепость. Неприступную крепость. — Эмиль уверенно положил на стол базовую плату и приступил к квадратной раме. — Надо сделать толстые стены, чтобы выдержали осаду.

Карина включилась в игру. Она оставила просвет в одной из сторон рамы, но Эмиль немедленно защелкнул еще пару кубиков и закрыл промежуток.

— А дверь? — удивилась Карина.

Мальчик покачал головой.

— Двери не будет.

Он поставил посреди готового фундамента три фигурки рыцарей и начал наращивать стены.

— А эти как сюда попали? — Карина показала на рыцарей в латах. — Если нет двери?

Эмиль с упреком посмотрел на мать — как можно быть такой несообразительной?

— Дверь была . Но они ее замуровали.

— О’кей… а зачем?

— Я же сказал, — Эмиль вздохнул и объяснил учительским тоном: — На случай атаки. Чтобы враги не проникли в крепость. — Он посмотрел на мать, чтобы удостовериться, понимает ли она его замысел, и на всякий случай добавил: — Дверь — слабый пункт.

Карина вместо ответа положила еще несколько кирпичиков.

— А что за атака? Кто их собирается атаковать? — спросила она, когда они уложили еще два ряда. Кирпичики защелкивались с приятным чмоканьем.

Эмиль вдруг замер с кирпичиком в руках. Повертел между пальцами.

— А они не знают. И это самое страшное, — он округлил глаза. — Самое страшное, что они этого не знают.

И начал строить следующий ряд, старательно поджимая губы.

— Ты… — начала было Карина, но Эмиль поспешно ее оборвал:

— Нет, мама. Строй, пожалуйста.

Они молча прилаживали кубики. Когда уложили четыре ряда, Карина спросила:

— А как же они будут там жить? Еда, вода и все какое… думаешь, обойдутся? Не трудновато ли?

— Конечно, трудновато. Но если они будут держаться все вместе, выдержат.

Эмиль заглянул сверху, долго смотрел на трех рыцарей в латах, а потом спросил:

— Мам, а есть такие, которые пьют кровь? Ты есть… могут жить, только если все время пьют кровь?