Адам Нэвилл - Дом малых теней

— Шкуру просолить, личинок не пустить. Опилкой сухой набить…

— ДА ЗАТКНИТЕСЬ ВЫ УЖЕ! — прорычала она, так и не дойдя до конца улицы, и рванула в темноту, туда, где по памяти стоял полосатый столб, отмечающий границу Магбар-Вуд.

— Слушайтесь ее! — выкрикнул кто-то и захихикал.

По ту сторону барьера ничего не было . Ее руки полоскали пустоту.

Как будто сам мир, сама материя за пределами Магбар-Вуд перестали существовать. Опустив взгляд, Кэтрин не увидела собственных ног на щербатом дорожном покрытии.

И где же я? Я потерялась.

Я в каком-то другом мире, потерянная и ослепшая, под чужими звездами.

Где машина Тары? Где сам столб, на худой конец? Переулок казался теперь куда шире, чем это было попросту возможно.

Пройдя несколько метров, Кэтрин ничего не нашла. Она не видела саму себя — что уж говорить о припаркованной машине. Ей даже не узнать было наверняка, не прошла ли она мимо. Может, и не было там никакой машины. Фары или лампочка в салоне хоть немного, но развеяли бы тьму. Видимо, Майк и Тара уехали, бросив ее здесь на произвол судьбы.

Возможно, кто-то убрал оба автомобиля, потому что здесь, в заповеднике былого, им не было места, здесь они были возмутительны. Мэйсон каким-то противоестественным образом остановил время в деревне сто лет назад, если даже не раньше. И люди здесь были — что крысы в диораме. Год за годом жители деревни — не в парадных костюмах, а в той одежде, что для них по-прежнему оставалась повседневной, — покидали свои жилища и повторяли одно и то же действо. Год за годом. Заложники самой большой в мире заводной игрушки.

Паника вытянула еще один кирпичик из пошатывающейся хибарки ее здравомыслия; чудо, что оного хватило, чтобы приволочь ее к тому месту, где раньше стоял столб.

— Господи! Господи! — взмолилась она, тяжело дыша. — За что ты со мной так жесток?

Нельзя было плакать, плач отнимал силы. Тело и так казалось сухим и бесполезным, как будто всю кровь из него слили.

На то, чтобы преодолеть несколько миль во мраке, уйдет вся ночь. Кэтрин уже натерла босые ноги о щебенку до крови, каждый шаг отзывался болью во всем теле. Даже тусклое янтарное свечение деревенских зданий казалось обнадеживающим по сравнению с черной как смоль неизвестностью впереди.

Чтобы привести мысли в порядок, она отвесила себе вялую пощечину. Майк. Майк же сказал, что вернется за ней к Красному Дому, если она так и не объявится у машины. Майк не оставил бы ее здесь одну. Может, он пошел загодя, пока она торчала на дурацком спектакле. Не будь она такой глупой и своенравной, они бы сейчас были вместе — и, возможно, нашли бы отсюда выход. Слабое, конечно, но утешение. А теперь ей все равно придется тащиться в Красный Дом. Оставаясь здесь, она рискует околеть. Деревня казалась сплошь враждебной. Красный Дом был, по меньшей мере, знаком. И освещен получше, чем окрестности Магбар-Вуд.

Кэтрин развернулась и стала нашаривать путь обратно в деревню.

Только очутившись на другой ее стороне, на отвороте, что восходил к имению Мэйсона, где прощупывались по обе стороны от нее непослушные ветви живой изгороди, она перешла с осторожного ковыляющего шага на чуть более уверенный.

Она сразу поняла, что машины нет там, где она ее оставила.

Что ж, кажется, ее обокрали во второй раз. Когда только успели, да и зачем? Она не слышала, чтобы в окрестностях деревни заводился мотор. Да и не походило как-то местное старичье на крутых автоугонщиков.

Машина Тары, значит, тоже канула без вести? Никто не уйдет отсюда просто так.

Хватит!

Праздник еще не закончен.

Только бы они убрали это стремное чучело в стеклянном ящике , думала она, пробегая через деревню, стараясь не глядеть ни по сторонам, ни вверх. Только бы и сами разошлись куда-нибудь от греха подальше. Но толпа гостей будто бы перегруппировалась. Возможно, готовился новый номер смотра. В пользу этого говорило скопище на главной площади — процессия с подсвеченным гробом и не думала останавливать свой ход.

Застыв в страхе, Кэтрин уставилась на саркофаг, окруженный дрожащими огоньками свечей, в самом центре перекрестка двух дорог — в каких-то двадцати метрах от того места, где она стояла.

Из-под вуали на нее беспристрастно взирали глаза мумии. Живые.

Никогда в жизни она не бежала так отчаянно, на пределе сил.

Чем дальше оставался Магбар-Вуд, тем ближе подступал Красный Дом — сердце этого жуткого парада. Какофонический хор рожков, исполнявший «Зеленые рукава», пронзал фальшивыми нотами и диссонансами воздух за ее спиной.

Вырезки из газет, заправленные в пластиковые кармашки альбома, все либо пожелтели, либо истрепались. Кожный жир с его пальцев и крошки с его стола всякий раз приводили бумагу в еще более плачевное состояние всякий раз, когда он доставал их полюбоваться.

Леонард отодвинул железный колпак настольной лампы подальше от альбома. Будучи экспертом по сбережению и хранению антиквариата, он всякий раз раздумывал над своей беспечностью в обращении с вырезками. Быть может, тут играло роль осознание того, что стоит полиции какой-нибудь окольной тропой выйти на него, и ему по весьма конкретным причинам придется избавиться от своей коллекции.

Быть может, оригиналы статей пылились в каком-нибудь архиве. Или — как там сказала Кэтрин — были оцифрованы . Впрочем, «оцифрованы» ли? Он не мог вспомнить. Все равно, возможно, когда-нибудь он сможет подновить свои вырезки, пусть даже выказанный им интерес к материалам тоже отчасти грозил риском.

Леонард бросил быстрый взгляд на задернутые шторы. Мир за пределами его конторы пребывал в тишине. Уже минут двадцать как он не слышал ни одной проезжающей машины.

Несмотря на то, что любимые цитаты из каждой статьи были заучены наизусть, он все равно продолжил чтение. Открыл альбом в самом начале — там, где были первые странные истории о Крысолове и смутные слухи о «зеленом фургоне». Слухи эти зародились в 1959-м и курсировали до 1965-го.

Леонард невольно смахнул слезу с глаз, увидев фотографии Маргарет Райд и Анджелы Прескотт. Девочки улыбались ему. Снимки были сделаны в детском доме, где они обе жили до самого отбытия в 1959-м и 1962-м. Вечность назад их лица были знакомы читателям каждой выходящей в стране газеты.

У Маргарет имелся порок развития позвоночника — spirta bifida , незаращение дужки позвонка. Бедняжка Анджела была слепа от рождения. Семьи отказались от них довольно-таки рано. Спецшкола Магнис-Берроу заменяла им дом. Именно там они смогли найти дружбу, что проложила себе дорогу в вечность, именно в ее стенах обрели последнее спасение.

По подозрению в похищении Маргарет Райд так никого и не арестовали. Но двое мужчин — сотрудников школы, оказавшихся тайными любовниками, были допрошены после исчезновения Анджелы Прескотт и позже освобождены.