Адам Нэвилл - Дом малых теней

Она остановилась в коридоре — нервы не позволяли ей больше медлить — и поспешила к парадным дверям, чтобы выскользнуть отсюда, прежде чем они захлопнутся и запрутся сами собой… Ну или кто-нибудь ее здесь запрет, как накануне.

Свет снаружи Красного Дома слепил. Первый ясный безоблачный день — солнце сияло так, как никогда на ее памяти, и его лучи оживляли ее, дарили позабытые чувства надежды и красоты. Неотразимый денек… Детский азарт переполнял каждую клеточку ее тела. Чувство чего-то близкого, некого расплывчатого откровения, заставляло ее сердце биться чаще. Ее ум сопротивлялся тому, что маячило будто бы прямо перед самым носом, но лишь из-за того, что Кэтрин желала сначала понять, а уж потом принять.

Прикрыв глаза, она сделала несколько шагов ко выходу. Сквозь слепящий ореол ей явился ухоженный палисадник. За садовой стеной простирался огромный океан таволги до самых далеких холмов, чьи очертания подрагивали в жарком мареве.

Ты можешь топать вечно в этом направлении, но ноги все равно приведут тебя сюда.

Она остановилась на пороге. Мир снаружи был освещен большим белым солнцем, как-то расширявшим перспективу и превращающим все вокруг в сочный и живой фотокадр с мягким наложением фильтров. Как будто Кэтрин была в том же здании, что и вчера, но при этом где-то еще. Как будто, вздумай она пойти вниз по переулку, она наткнулась бы на другие , неузнаваемые, деревню и церковь, а уж о том, что простиралось дальше, оставалось бы лишь гадать. Она чувствовала, что так и будет — при этом не понимала, откуда берется сама уверенность.

Кэтрин глянула через плечо. Красный Дом просматривался насквозь, от коридора до самого черного хода, где двери тоже были распахнуты. Сквозь дальний проем в недра дома прорывался еще более яркий свет. Чей-то силуэт проскользнул на его фоне, где-то легонько звякнул фарфор. Поверх аромата цветов угадывались другие — запах свежеиспеченного хлеба и печенья, пар, что вьется над чашками сладкого чая, освежающая цедра прохладных летних вин. Рот Кэтрин наполнился слюной. Она глубоко вдохнула, ощущая освежающее дыхание бриза на своем лице, словно бы погружаясь в прозрачную морскую воду в разгар душного дня.

Из ее глаз катились слезы.

Она пересекла холл и направилась к задней двери. Там ее ждали ответы на все вопросы. Комок в ее горле был самой ощутимой и плотной частью ее невесомого тела, дрейфующего налегке к этому квадрату света.

Кэтрин быстро преодолела это расстояние меж розоватых стен. Горделивые дверные тверди скрывали от нее какие-то чудеса, что наверняка сокрушили бы ее разум, войди она в любую из скрытых за ними комнат. Она без страха приблизилась к сияющему саду и вошла в безотказно манящий портал.

Сад был столь зелен, столь богат на слепящие блики. Кэтрин ни разу в жизни не видела столь плодородной земли. Насыщенно-изумрудная листва и трава, апельсины, лютики и фиалки — от красоты, торжествующей пред ее взором, захватывало дух.

К блистающим стеклам оранжереи льнули матовые, словно покрытые тонким слоем воска, листья тропических растений. Белизна садовой мебели оттеняла темные дощатые подмостки кукольного театра, акварель декораций которого была вполне достойна кисти самого Клода Моне. За деревьями, что росли у дальней границы сада, Кэтрин различила огромный английский луг, над которым переливалось марево зноя.

Пасечник поднял руку в перчатке и помахал ей из-за решетки, увитой стеблями роз с красными, белыми, розовыми бутонами. За сеткой его капюшона Кэтрин не видела лица — слишком уж далеко он стоял. Но та деликатная, свойственная престарелым домоводам легкость его передвижений среди окутанных марью ульев заставила поблекнуть в ее памяти весь тот ужас, что связан был с недавно увиденным человеком в том же наряде.

За белым столиком для пикника, ярким до одури, в тени дерева восседали две женщины в черных платьях в пол. Вуали, ниспадающие с широких полей их шляп, скрывали бледные лица, обращенные к Кэтрин. В своих выбеленных руках они держали фарфоровые чашечки. Третий стул, незанятый, был чуть отодвинут от стола.

В позах пребывавшей в саду троицы не было ни удивления, ни напряжения. Они все просто спокойно ждали, когда она соизволит присоединиться к ним.

Но не только там, впереди, был кто-то. Кэтрин обернулась к Красному Дому, осязая еще одно присутствие, иное. Чувства не подводили — в проходе застыли еще три фигуры. Трудно было с кем-то перепутать коренастую и неотесанную Мод, которую даже прекрасный летний день не спасал от написанной на лице горечи, вызванной, видимо, утомленностью от тягот прислуживания. Куда больший интерес представляли два маленьких спутника экономки. Они стояли по обе стороны от нее, держа старуху за руки.

Древоликий мальчик-инвалид в черном парике был одет в тот же костюм, коим щеголял в последний раз, когда Кэтрин видела его столь явно. Его ноги-жерди были все так же закованы в подпорки. Он поднял свободную руку, как и в ту пору, когда Кэтрин была всего лишь ребенком, глядевшим сквозь проволочный забор на заброшенное и разоренное здание школы для особых детей. Пальцы были сжаты в крохотный кулачок — судя по всему, такими их делала изначальная отливка или вырезка. Намалеванный на маленькой деревянной голове лик явил ей грустную улыбку из-под завесы непослушных волос.

По другую сторону от Мод стояла девочка. Свет играл на линзах ее очков в оправе из дешевого пластика. Даже на расстоянии, что разделяло их с Кэтрин, было очевидно, что у нее что-то неладное с одним глазом. Ну конечно, глазницу заполняла марля. А на стеклах все еще угадывались следы клея — как и в последний раз, когда Кэтрин виделась с подругой своего детства. Тогда Алисе было всего шесть лет — судя по всему, столько же поныне и осталось.

Единственной чертой, что насторожила и поразила ее, заставив ощущения тепла и уюта отхлынуть, были черные зубы Алисы. Кэтрин хотелось верить, что то была просто дружеская улыбка, а не хищный оскал.

Кэтрин вскочила на кровати в комнате Эдит — и проснулась. Подушки за ее спиной все еще хранили следы метаний во сне.

Только когда жжение в глазах дало о себе знать, Кэтрин поняла, что не закрывала их вообще. Подбородок оказался мокрым, язык высох. И как долго она провалялась так? Свет дня больше не выбивался из-под двери. Снова мрак ночи.

Дверь в комнату все еще была заперта. Скальпель лежал на простынях — там, где она его уронила.

Снова в трансе. Такого еще не было . Кэтрин схватилась за лицо и чуть не заплакала при мысли о том, что была выброшена из довольно-таки сносного видения в ловушку реальности.

Но то, что она только что увидела, было слишком ярким, чтобы быть порожденным трансом. Запахи, тепло — все было чересчур реальным. Она покинула бы забытье полностью счастливой, если бы не тот последний, немного пугающий образ.