Бентли Литтл - Коллекция

— Нормально, — ответил он.

Синди села на кровать рядом с ним.

— Она так хорошо себя вела этой ночью, ты бы никогда не поверил, что это она. Даже не плакала. Я дала ей смесь, и она сразу же заснула. Прямо как маленький ангел.

— Представляю, — Марк улыбнулся. — Теперь, когда настанет моя очередь, она наверняка будет плакать всю ночь.

Синди засмеялась:

— Наверное. — Она наклонилась, чтобы поцеловать его, у её губ был едва заметный привкус апельсинового сока и арахисового масла. — Ты пойдёшь сегодня на работу?

— Ни за что. — Потягиваясь, Марк откинулся на подушку. — Сегодня ещё одно занятие по повышению квалификации. Последнее, что мне нужно — ввязываться в это дерьмо.

— Отлично. Тогда пойдём на пикник. Ты, я и Энни. Наш первый семейный выход.

— Мы были у врача. Мы ходили в магазин.

— Это не семейные прогулки.

— А что же это?

Она игриво шлёпнула его по руке:

— Просто одевайся.

День они провели в зоопарке, и хотя к полудню его головная боль возвратилась, Марк ничего не сказал. Он продолжал улыбаться, игнорируя её, и в течение часа мигрень почти полностью прошла. Был один неудачный момент в павильоне рептилий — кратковременное воспоминание несуществующего дремотного сновидения, поднявшее пушок волос на его шее дыбом, но оно прошло, когда они перешли к следующей выставке.

Они вернулись ко времени дневного кормления Энни. Малышка проспала все три-четыре часа хождения по зоопарку, проспала в машине дорогу туда и обратно и снова заснула почти сразу же после бутылочки. Синди уложила Энни в колыбельку в их спальне и в гостиной на полу занялась с Марком любовью, не закрывая занавесок, как они привыкли.

После обеда Марк заявил, что идёт спать. Синди спросила: не заболел ли он или не вернулась ли головная боль; но он улыбнулся и сказал нет, он просто хочет как следует выспаться перед работой. Марк не стал говорить, что хочет поспать хотя бы четыре или пять часов, прежде чем встать и позаботиться о ребёнке. Он не стал напоминать о режиме сна Энни. Марк не хотел подвергать угрозе возникший между ними мир.

Синди сказала, что пока не будет ложиться — она хотела посмотреть старый бондовский фильм, один из тех в котором Бонда играет Шон Коннери. Она разбудит Марка, когда нужно будет покормить ребёнка.

Он прошёл по коридору в спальню, кучей бросил одежду на пол и залез в кровать. Он слышал лёгкое дыхание Энни в колыбели в футе от кровати, низкий свист под ритмичной болтовнёй телевизора Синди. Марк выключил лампу орехового дерева на тумбочке у изголовья и закрыл глаза, позволяя детскому дыханию и бормотанию телевизора убаюкать его.

Сон был странным. Что-то происходило в маленькой, тёмной, запертой комнате и на широком просторе нетронутой равнины. Комнату заполняли таинственные тени, темноту которых время от времени нарушали красные и синие огни. Песчаная поверхность безжизненной равнины была поочерёдно то жёлтой, то белой. Каким-то образом, всё соединялось, было связано с телодвижениями и поступками внушающего ужас злобного клоуна.

Синди разбудила его ко времени кормления ребёнка, как и обещала. Почувствовав её руки, грубо трясущие его, Марк перекатился на бок и посмотрел на неё полузакрытыми глазами.

— Ты уже встала, — сказал он. — Покорми её.

— Я не вставала, — её голос был таким же сонным, как и его. — И сейчас твоя очередь.

— Но ты меня разбудила.

— А меня разбудил будильник. Всё по-честному.

Его полусонный мозг не уловил логики, но всё-таки Марк поднялся с кровати, накинул халат и, пошатываясь, побрёл по коридору на кухню. Оказавшись там, он взял бутылочку из стерилизатора, соску из сушилки и разогрел на плите смесь. Простые движения, само нахождение на ногах в течение тех минут, что он помешивал «Симилак» на плите, заставили его немного проснуться. Направляясь обратно в спальню, он был если не полностью проснувшийся, то, по крайней мере, в сознании.

Естественно, ко времени его возвращения Синди крепко спала и Марк не стал включать свет в спальне, чтобы не побеспокоить её. Она сдвинула колыбель от изножья кровати, поставив ее рядом с собой, и Марк прошёл на сторону Синди, крепко сжимая тёплую бутылочку. Поставив смесь на тумбочку, он потянулся к колыбельке за Энни. Взял дочь на руки.

Подающие сквозь приоткрытые занавески вертикальные полосы лунного света, осветили лицо ребёнка, и Марк увидел красный рот, аляповато нарисованный на марле её головы. Один глаз потерялся, но другой — пришитая чёрная пуговица — осознанно уставился на него. Набитые тряпьём ручки ребёнка безвольно свисали по бокам, кукольные ноги свободно покачивались в воздухе.

Марк с любовью держал ребёнка на руках. Он взял с тумбочки бутылочку и прижал её к нарисованным губам. Смесь стекала ей на лицо, частично проливаясь на пол, но по большей части впитываясь в материал тела. Отложив опустевшую бутылочку в сторону, напевая, он медленно укачивал ребёнка на руках.

— Милый?

Он посмотрел на кровать. Синди сидела улыбаясь и протягивая ему руки.

— Дай мне её подержать, — с нежностью сказала она.

Марк протянул ребёнка жене. Она умело приложила маленькую тряпичную куклу к плечу. Единственная полоска лунного света, достигшая кровати, легла поперёк тряпичного лица ребёнка, и Марк увидел, как уголки её красного похожего на рану рта медленно поползли вверх.

— Смотри, — сказал он. — Энни улыбается.

— Она счастлива, — кивнула Синди.

И ножки малышки потихоньку начали пинаться.

Мне всегда казалось, что в небольших городах, на так называемых «синих автострадах», в вымирающих поселениях, расположенных на старых государственных дорогах, которыми после постройки федеральных магистралей стали пренебрегать, больше гонимого ветром мусора, чем должно быть. Даже в практически безлюдных городах всегда есть газеты, листки блокнотов, фантики и чеки, пойманные колючей проволокой изгородей, сбившиеся кучей у бордюров, облепившие снизу заброшенные дома.

Откуда берётся весь этот бумажный мусор?

И что, если его существование не столь безобидно, как думают путешественники?

Невидимый в неподвижных ветвях пустынных растений ветер сотрясал машину на протяжении всего их пути через пустыню. Джош чувствовал это, когда крепко сжимал руль. Других машин на шоссе не было, и Джош не мог определиться: стоит ли съехать на обочину и переждать ветер или попытаться продолжить путь. Он не очень разбирался во всех этих автомобильных делах и, чтобы определять своё поведение в похожих ситуациях, полагался обычно на окружающих. Когда особенно настырный порыв ветра толкнул «Блейзер» и автомобиль слегка вильнул влево, Джош стиснул руль сильнее. Он не хотел оказаться на обочине перевёрнутым, тем более на этом заброшенном отрезке шоссе, но и останавливаться тоже не собирался. Они и так уже опаздывали: не успевали в Тусон ко времени заезда в отель.