Наталья Александрова - Портрет неизвестной

Надежда выключила подсветку, чтобы не разрядить раньше времени батарейку, и задумалась.

В детстве маленькая Надя много читала. В частности, она читала о революционерах и заговорщиках, которых долгие годы держали именно здесь — в сырых и мрачных застенках Петропавловской крепости.

Надежда вспомнила слово, которым называли эти камеры, — каземат. И еще из школьной программы по истории и из художественной литературы всплыли имена тех узников.

Одним из первых заключенных этой крепости стал сын Петра Первого — царевич Алексей, обвиненный отцом в заговоре, позднее в крепость поместили таинственную княжну Тараканову, выдававшую себя за незаконную дочь императрицы Елизаветы Петровны, и так и не раскрывшей, даже под пытками, свое истинное происхождение. В разное время узниками Петропавловской крепости были историк Татищев, революционеры-декабристы, автор «Путешествия из Петербурга в Москву» Александр Радищев, Николай Гаврилович Чернышевский и Федор Михайлович Достоевский…

Конечно, неплохая компания, но Надежда никогда не думала, что когда-нибудь сама окажется на их месте! И все из-за своей исключительной доверчивости…

А если выражаться прямо, то по глупости. Вот именно, если бы не вмешалась тогда в туалете, то не сидела бы сейчас в этом каземате как полная дура!

Надежда вспомнила картинку из школьного учебника истории: княжна Тараканова сидит в мрачной камере, глаза ее полны ужаса, а к ногам подбираются крысы…

Нет, только не это! Надежда, как любая другая нормальная женщина, боялась крыс до обморока, до потери сознания… а ведь здесь наверняка водятся крысы! Еще бы нет, когда ресторан рядом! С другой стороны, что им, крысам, тут делать, они лучше на кухню пойдут, там продукты вкусные…

Вот сидел в этой крепости автор романа «Что делать?» Чернышевский. Но сейчас этот вечный вопрос — что делать? — стоял перед Надеждой, и Чернышевский ничем не мог ей помочь…

Надежда одернула себя.

Что делать? Во-первых, не предаваться унынию! Нечего примерять на себя трагический образ княжны Таракановой или революционерки Веры Фигнер! Нужно думать, как выбраться из этой камеры!

Для начала, если в этом каземате когда-то держали узников — их должны были кормить. Иначе они не томились бы здесь годами, а умирали бы от голода в считаные дни.

Надежда вспомнила, что в фильмах, в которых показывают тюремные камеры, заключенным подают еду через окошко в двери. Скорее, даже не окошко, а форточка.

Она снова включила брелок с подсветкой и направила голубоватый свет на дверь. В центре двери и правда было небольшое окошечко, закрытое на защелку. Надежда не без труда открыло это окошко, но оно было слишком мало не только для того, чтобы выбраться через него, но даже для того, чтобы выглянуть в коридор.

Единственный плюс от того, что оно теперь было открыто, — через него в камеру проникало хоть немного света.

В общем, этого следовало ожидать.

Никто не стал бы делать окошко на двери камеры таким большим, чтобы через него мог сбежать заключенный!

Заключенный не мог сбежать — не сможет и Надежда…

Или все же сможет?

Какое у нее преимущество перед теми заключенными?

У нее есть сумка, а в сумке — множество полезных вещей!

Надежда снова открыла свою незаменимую сумку и направила на нее свет брелока.

Первым делом она нашла пудреницу с зеркальцем. Привязала открытую пудреницу к шариковой ручке и выставила ее в дверное окошко. У нее получилось что-то вроде перископа.

Поворачивая зеркальце в разные стороны, Надежда смогла осмотреть дверь снаружи. Как она и подозревала, эта дверь была заперта на обычную задвижку. Конечно, это Алина заперла дверь, таким образом отплатив Надежде за свое спасение… Нет, все же какая отвратительная, коварная женщина! Лёлика подставила, а что он ей плохого сделал? Теперь вот Надежду заперла.

Нет, сейчас не время думать о человеческой неблагодарности! Нужно думать о своем спасении!

Надежда втянула обратно зеркало и снова стала изучать содержимое сумки.

Сначала ей попались на глаза маникюрные ножницы, потом маленький моток цветных ниток — ириса, который Надежда носила с собой, чтобы подобрать подходящую по цвету пуговицу.

Так… в этом уже что-то есть…

Надежда привязала конец цветной нитки к перекрестью ножниц, снова выставила в дверное окошко свой самодельный перископ, а потом выпустила туда же ножницы на нитке.

Теперь нужно было аккуратно подвести кольцо на ручке ножниц к задвижке.

Лишь бы нитка не оборвалась…

Надежда осторожно опускала ножницы, следя за ними в зеркало.

Это напоминало ей детскую игру «рыбалка», в которой удочкой с магнитом на конце нужно поймать металлическую рыбку. Только здесь на кону стоит ее собственная свобода, а может быть, даже жизнь…

С первого раза Надежда промахнулась.

Она вытянула нитку с ножницами и опять начала медленно отпускать ее.

Вот ножницы поравнялись с ручкой задвижки… Надежда двигала их влево-вправо, пытаясь зацепить кольцо за шпенек задвижки, — и наконец это удалось!

Надежда перевела дыхание.

Кольцо зацепилось за задвижку — но это только половина дела, даже меньше, гораздо меньше. Теперь нужно так потянуть за нитку, чтобы сдвинуть задвижку, но чтобы при этом кольцо не соскочило со шпенька и нитка не порвалась…

Надежда перевела дыхание, вытерла руки и принялась потихоньку тянуть на себя нитку.

Она тянула медленно-медленно, но все же в какой-то момент кольцо соскочило с задвижки.

Надежда чуть не заплакала.

Но все же сдержалась и начала все сначала — раскачивала ножницы на нитке, чтобы они зацепились за шпенек задвижки…

Через несколько минут эта рыбалка снова увенчалась успехом — ножницы зацепились за задвижку, и Надежда перешла ко второй, самой трудной части операции…

Она тихонько тянула за нитку, бормоча про себя: только бы не сорвалась… только бы не сорвалась…

И когда задвижка уже сдвинулась с места, злополучная нитка оборвалась…

Надежда едва не зарыдала.

Она была уже так близка к победе, к свободе — и вот вернулась на исходную позицию, с той только разницей, что у нее больше не было достаточно длинной нитки, чтобы еще раз повторить свою попытку. И не было никаких других идей.

Снова перед ее внутренним взглядом появилось бледное от ужаса лицо княжны Таракановой и взбирающиеся на ее кровать крысы… снова Надежда почувствовала пробирающие до костей холод и сырость подземелья…

И тут, в этот ужасный момент, Надежда услышала в коридоре за дверью приближающиеся шаги и мужской голос, который жизнерадостно напевал:

— Люблю я макароны, хоть говорят, они меня погубят…

У неизвестного не было ни слуха, ни голоса, но Надежде его пение показалось ангельским.