Пётр Перминов - Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 6 [компиляция]

Ювелир проснулся и, не обнаружив нас, проявил беспокойство.

— Господа, — воскликнул он, увидев нас. — Я, было, подумал, что вы решили бросить меня и нешуточно испугался.

Я объяснил ему причину нашего отсутствия и сказал о нашем плане спуститься в подвал.

— Зачем? — Ювелир всплеснул руками как женщина. — Это безумие, господа, сущее безумие. Что нам делать в сыром подвале? И, кроме того, кто знает — может там что-то… — он поежился. — Мне снились такие странные сны, что упаси Господь, — он размашисто перекрестился. — Дурное это место, Бог свидетель. Лучше бы нам уйти отсюда поскорее…

— Если желаете, — предложил я, — можете подождать нас здесь.

— Нет-нет, — замахал он руками, — ни в коем разе. Если уж так, то я пойду с вами. Втроем — оно как-то, знаете ли, не страшно.

Студент молчал.

В гостиной мы нашли керосиновую лампу, залитую до половины. Студент зажег ее и пошел впереди. Действительно, в стене комнаты была металлическая дверь, очень странная с виду — по вмятинам на ней можно было подумать, что кто-то бил с внутренней ее стороны железной киркой. Дверь не была заперта. Студент открыл ее и на нас пахнуло… Господи Боже! что это был за запах! — Русский помотал головой. — Вы когда-нибудь бывали в террариуме со змеями?

Филлипс кивнул головой. Он не заметил, что его сигарета прогорела, пока он слушал. Он полез за другой.

— И мне, пожалуйста, — попросил русский.

Они оба закурили. Повисло молчание. Кафе пустело, официанты протирали свободные столики и уносили посуду.

— На нас пахнуло запахом рептилий. Мы, зажав носы, с трудом протиснулись в маленькое помещение подвала, вернее, в своего рода коридор. Вскоре он закончился и мы вышли на своеобразную площадку, насколько можно было видеть при тусклом свете керосинки. Площадка была небольшой, далее она обрывалась вниз и… Это был огромный бассейн, огромный котлован, заполненный водой, с теплыми и удушливыми испарениями, шедшими со дна… Если оно, конечно, было.

В свете керосинки мне показалось, что вода мутно-зеленая, хотя какой она была на самом деле, я не знаю. И слава Богу. Я услышал изумленный вздох ювелира, который шагнул вперед, чтобы посмотреть вниз… Земля под его ногами обвалилась и он рухнул в воду. — Рассказчик замолчал, бездумно глядя на стол. Молчание длилось долго. Наконец, Филлипс прервал его.

— Что было дальше?

Русский вздрогнул и посмотрел на него. Филлипс увидел в его глазах муку, словно заглянул в глаза пытаемого.

— Дальше начинается самая странная и прозаическая часть истории. Осталось рассказать немного.

Мы услышали плеск, когда бедолага свалился в воду, и я автоматически отступил назад.

— По… по… моги…и… те, — орал ювелир, хлопая по воде руками. — Там…. там… что-о-о-то-о…

Господи! Потом его крик сменился жутким визгом, — такой издают поросята, когда их режут, — и еще… там был еще один звук… Чавканье. Мерзкое, отвратительное чавканье, словно огромная губка всасывает в себя…

Студент стоял ближе всего и видел больше, чем я.

— С нами крестная сила! — закричал он. — Господи, посмотрите, что это за…

Я подошел к краю обрыва и заглянул туда. — Русский закрыл глаза. Дыхание стало неровным.

— Вам нехорошо? — Филлипс не на шутку испугался.

— Нет, все в порядке. Я заглянул… в ад. Вода в котловане бурлила как кипяток. При неверном и пляшущем свете керосинки я увидел что-то темное — это был ювелир, а вокруг него… я подумал, что вокруг него полным-полно осьминогов — он был весь обвит какими-то щупальцами… он уже не кричал — думаю, он был уже мертв. Потом бурление прекратилось, вода успокоилась и… все. Больше ничего я не видел. Сзади я услышал всхлипывания. Я обернулся. Это был студент. Он просто сидел на земле, поставив сбоку фонарь, и трясся, всхлипывая.

Я отвернулся, не зная, что делать, и мой взгляд упал на темный предмет недалеко от нас, на той же площадке. Я взял лампу и подошел ближе. Это было отвратительно! Огромное яйцо… не яйцо даже, а какой-то кокон, весь свитый из то ли водорослей, то ли щупалец. Он весь вздрагивал, раздуваясь и опадая, а в нем… Простите, — русский с каким-то странным звуком вскочил и выбежал. Через несколько минут он вернулся, утирая рот платком. — Я… когда вспоминаю этот эпизод, меня всегда рвет. Простите. В нем находилось что-то похожее на человека, словно… как это сказать?.. законсервированного, что ли. Растянутое лицо, как-то странно упакованные конечности… А когда открылись его глаза….я не выдержал. Я швырнул в эту гадость лампу и бросился назад, к коридору. Оглянувшись, я увидел, что эта гнусь объята пламенем и услышал какой-то жуткий вой, или, скорее, свист — словно пар выходит из чайника. Кто-то схватил меня за руку, я закричал… это был студент.

— Бежим отсюда, — кричал он сквозь нарастающий визг (я думаю, это был предсмертный визг той самой подзвездной твари!).

Не помню, как мы выбежали из подвала, как с криками выскочили из дома. Не помню, как мы неслись по болоту, падая, вскакивая, обдирая руки и лица о сучья. Не помню, как настало серое утро и как мы прибежали на какой-то хутор. И только когда хозяин — дородный старик-малоросс — напоил нас чаем и дал переночевать, я заметил, что студент поседел — целиком. Впрочем, взглянув в зеркало, я убедился в подобном же. Не буду рассказывать вам о том, как мы перебрались в Польшу, а оттуда в Германию. Затем наши пути разошлись: студент остался в Германии, а я перебрался в Америку… — русский замолчал.

Филлипс пристально смотрел на него. Потом повернулся к официанту.

— Дайте счет.

Отсчитал деньги, дал официанту на чай. Повернулся к русскому.

— А как же?…

За столиком никого не было.

Официант поторопил Филлипса — кафе закрывалось. Он вышел на улицу, поднял воротник плаща. Посмотрел на небо, где проступили звезды.

— Ночь над Бостоном, — пробурчал он про себя, закурил сигарету.

И пошел домой, потрясенный и вместе с тем разочарованный.

Ленинград…

Помнит ли кто-нибудь, каким он был — до?..

Помню ли я, кем был сам?..

Мне десять лет. Я шагаю по мощёному красным булыжником проспекту 25-го Октября, бывшему Невскому. За руку меня держит отец. Высокий, красивый человек в лётном комбинезоне из чёрной, затёртой, скрипящей кожи. Покоритель Небес, Небесный Воин, Брат Солнца. Его летучий дракон из «Сталинской Эскадрильи» — чудо авиации с тремя двигателями. Повод для гордости, предлог для чествований, основа для любви. Слева от нас — шершавая громада Казанского собора мерцает тусклым золотом купола, охватывая застывшими объятиями колоннады сквер с фонтаном. Справа — воздушно-величественное торжественно открытое в прошлом году представительство корпорации «Тьюринг» в Советском Союзе, увенчанное прозрачно-изумрудным вытянутым куполом со стеклянным земным шаром. Позади — брусчатка моста и синева канала Грибоедова. Впереди — красный транспарант, перекинутый между фасадами над проспектом. Цитата огромными белыми буквами: «„Наши лётчики — славные ребята! Весь мир нам завидует!“ Т. Сталин»