Пётр Перминов - Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 6 [компиляция]

Саша слушала, и то, что было в глубине, слушало вместе с нею.

На следующий день она встала как ни в чем не бывало.

Уже умывшись и сделав запись о своем вчерашнем падении в меджурнал, Саша вдруг поняла, что не зажигала лампы, потому что отлично видела в полумраке и так.

Каюта была пуста, больные выписались, пока она спала. Саша подержала в руках графин с лауданумом, но его совсем не хотелось, в голове было ясно и спокойно.

Она проведала Жоржа, и тот спросил, как она умудрилась чуть не погибнуть. Недослушав, перебил и стал рассказывать, как его не ценили, но, когда он вернется героем, все изменится.

— Все уже изменилось, — сказала Саша.

— Что-что? Слушай, что-то в твоем лице иначе стало, я не могу понять что…

Саша пожала плечами. Сняла его руки со своих плеч, когда он потянулся целоваться. Поднялась и ушла.

Команда разбила наросший за ночь в полынье лед, и днем охотникам повезло: на трещотку откликнулась молодая моржиха, толстая, цвета чая с молоком. Ненцы зацепили ее гарпунами, а штурман расстрелял из винтовки. Моржиха умирала, ужасно хрюкая. Саша смотрела с палубы. Потом потрогала языком зубы — два верхних шатались, десна сильно распухла.

Саша обернулась одеялом — шубка сохла, — взяла со стола стакан, спустилась к охотникам, которые уже резали среди складок кожи на шее моржихи яремную жилу, чтобы пустить кровь. Моржиха вдруг еще раз дернулась и захрипела. Саша подставила стакан под темно-красную хлынувшую струю. Поднесла к губам, отхлебнула. Было ужасно невкусно, но она сказала себе, что хочет жить.

Тайбарей вдруг взял Сашу за подбородок, поднял и заглянул ей в лицо. Отшатнулся, качая головой.

— Что? — спросила она с испугом. — Что, Иван Енсугович?

— Глаза. Глаза, барышня…

Саша вернулась в каюту, подошла к зеркалу с лампой и чуть ее не уронила.

Ее прозрачные светло-ореховые глаза стали абсолютно черными.

На следующее утро поднялась паника — пропал один из механиков, тот самый молоденький Яков, которого Саше было так жалко. Спать он ложился, как обычно, в каюте с пятью товарищами, кто-то сквозь сон слышал, как Яков выходил до ветру, но поутру кровать оказалась пуста. Искали весь день, даже когда начался буран. Следов не было: ни отпечатка ноги, ни капли крови — ничего. А ночью выли собаки и что-то большое снова прикасалось к кораблю снизу.

Саша проснулась, выглянула в коридор. Там стоял Ваня Тайбарей с керосиновой лампой в руках и пристально смотрел на ее дверь.

— Что, Иван Енсугович? — спросила Саша, дрожа.

Ненец поднял лампу, чтобы заглянуть в ее изменившиеся глаза.

— Плохо, барышня, — тихо и мрачно сказал он. — Но ты спи.

— Нет! — говорил Богданов, который наконец стал подниматься и потихоньку выходить из каюты. — Это трусость и мятеж, матрос Тайбарей! Еще раз услышу, что кто-то хотя бы заговаривает о возвращении, — приму дисциплинарные меры.

Он вышел с Сашей на палубу, долго говорил о том, что Арктика любит только смельчаков. Часть из них убивает, да. Но тем сильнее любит остальных. А механик — ну не выдержал мальчишка. Забрел ночью далеко, да и свалился, вмерз в лед.

Ночью ненцы ушли, взяв нарты, упряжку собак и самый минимум припасов. След был хорошо виден и вел на юг.

Богданов от безвыходной ярости снова слег. Саша напоила его лауданумом, чтоб поспал, а то еще удар хватит.

Под дверью утром она нашла записку от Тайбарея.

«Ухади, баршня, — было написано большими корявыми буквами, карандашом. — А то все умрт от тбя».

На следующий день двое матросов зарезали Максима Соленого и пили его кровь из чайных чашек. После этого один удавился на простыне, второй нырнул в полынью, снова возникшую у корабля. Саша смотрела на окровавленный снег, на красный лед на палубе, на сложенные у борта тела, прикрытые одеялами.

Она чувствовала, как что-то смотрит из ее глаз с холодным и злым любопытством.

«Все умрут от меня», — подумала она.

Саша надела шубку. Зачем-то очень тщательно закрыла за собой дверь.

«Ночь, — думала Саша, скользя по льду. — Вечная ночь. Лед. Нет жизни. Зачем я здесь?»

Она чувствовала существо внизу, ощущала его взгляд сквозь двухметровый слой льда.

— Саша! — крикнул с палубы Богданов. — Ты куда собралась?

Она обернулась — ее изменившиеся глаза видели в сумерках, какой он бледный, растерянный, как ему страшно сквозь всю его целеустремленность и браваду. Она пожалела его.

И прыгнула в воду.

1988

Льдов достигли на изломе июля, в три пополудни, под шквальным дождем, обрушившимся на атомоход с забитого сизым мазутом неба. На подходе к ледяной кромке дождь обернулся градом, дробью расстреливал каютный иллюминатор.

Ингрид Хансен перелезла через Андрея и в чем мать родила двинулась к душевой. На пороге обернулась, смахнула со лба прядь взмокших льняных волос:

— Что не так, милый?

Не так было все. Андрей чувствовал себя отставным фигуристом, которого заставили-таки откатать обязательную программу с незнакомой партнершей. Они откатали: она — умело, он — старательно. Оценка за технику высока, за артистичность никуда не годится.

— Все хорошо, — выдавил Андрей. — Прекрасно и удивительно.

Он наскоро оделся, под звуки душа выбрался из каюты и побрел по корабельному коридору. Согласно инструкции, об инциденте следует доложить товарищу Шерстобитову, саркастически думал Андрей. Пускай расследует, не провокация ли это датской разведки… И вздрогнул от неожиданности, когда Шесть Убитых выскочил из-за коридорного поворота и ухватил за рукав.

— Началось, — зловеще процедил пятой козы барабанщик. — Ты уже в курсе?

— Нет. Что началось-то?

— Баба, — сообщил Шесть Убитых, сощурившись. — Голая.

Андрей удивился — неужели Ингрид выбралась из душа и пошлепала к себе голышом?

— Там, — махнул Витек в сторону верхней палубы. — На льду, раненая, но вроде живая. Взяться ей неоткуда. Не из воды же.

Пару минут спустя Андрей, укрываясь от града пологом ветровки, оторопело смотрел, как полдюжины матросов спускают на воду спасательную шлюпку, а второй помощник пытается отогнать от планшира публику, распаленную немыслимым происшествием. Пассажиры шептались и переговаривались на добром десятке языков.

Андрей не смог протиснуться вперед, ждал на палубе. Таинственную находку подняли на борт, уложили на носилки. Спасенная лежала недвижно, укрытая одеялом, а сверху — матросским бушлатом. Андрей разглядел смерзшиеся пряди длинных волос, кожу цвета нетронутого снега и огромные черные глаза вполлица.

— Посторонитесь! — зычно каркал второй помощник. — Ну же, товарищи! Леди, мистеры, херры! Телеграфируем, начнем расследование, разберемся, оповестим, а сейчас по каютам, пострадавшей нужна медицинская помощь!