Борис Конофальский - Инквизитор [litres]

– Доброго вам утра, экслеленц!

– И тебе, – отвечал солдат.

– Ночью все сделал чисто, – не без гордости отчитывался Сыч. – Комар носа не подточит. Все ценное вывезли, только в конюшне осталось чутка, так дело уже к утру шло, не успевали. Постояльцы все целые, кони тоже, никто даже не угорел.

– Забыл, как тебя звать, Сыч?

– Матушка звала Фридрихом, да то когда было. Меня давно так не кличут, все Сыч да Сыч, я уж и привык.

– Ты молодец, Фридрих, а ты мылся, как я тебя просил?

– На Святом Писании могу побожиться, – клялся он и смотрел на Волкова честными глазами. – Вы сказали, экселенц – я помылся.

Волков поглядел на него и не очень-то в это верил.

– Управляющий расплатился с тобой?

– Да, экселенц, деньгу уже получил.

– А где он сам?

– Так с мужиками поехал лес смотреть. У трактира оказался каменный фундамент. Немного леса хорошего и трактир будет лучше старого.

– Ну, что ж, Сыч, хорошо. – Произнес Волков и обратился у Ёгану: – Крикни на кухню, пусть завтрак несут.

Он еще ел, когда сержант привел девочку. Девочка встала рядом с ним, чинно поклонилась и произнесла:

– Доброго дня вам, господин, да благословенны будьте.

– Здравствуй, здравствуй, наверное, знаешь, зачем я тебя позвал, – сказал солдат и протянул ей чашку молока.

Девочка опять поклонилась, беря чашку, и ответила:

– Знаю, господин. Хотите, что б я в шар поглядела.

– А, может, знаешь, что я хочу узнать.

–Знаю, господин. Хотите знать, где ведьма, – сказав это, она быстро выпила молоко и поставила чашку на край стола.

Стояла, смотрела на него своими косыми глазками. Не боялась, не волновалась, она и вправду всё знала, она и вправду была умной.

– Ты грамотная? – Спросил солдат.

– Нет, господин.

– А откуда ж все псалмы знаешь?

– На все службы хожу, за отцом настоятелем повторяю. Министрант читает – я запоминаю.

– Ну, хорошо, пошли в мою башню.

– Только давайте вдвоем пойдем.

– Почему?

– Не хочу заголяться перед другими мужиками, глазеют они.

– А я, по-твоему, не глазею?

– Нет, вы не такой, как они.

Они поднялись в башню, но солдат не отставал.

– А в чем же я не такой?

– Вам все равно, а холоп ваш таращится, а монах украдкой глядит, словно ворует. Вроде не смотрит, не смотрит, да и зыркнет.

– Ясно. А что ты в шаре видишь?

– Так я ж вам сказала, все, что вас касаемо – вам говорю, а что не касаемо – шар говорить не велит.

– Не велит? – Удивился солдат. – Как это он тебе не велит?

Агнес опять уставилась на него. Молчала с укором и ответила, как отрезала:

– А вот так. Не велит и все. Не знаю, как.

У двери Волков остановился, кривился от боли.

– Что, нога болит? – Спросила девочка.

– Заходи, не стой, – солдат чуть толкнул ее в спину.

Едва переступив погод, девочка сразу скинул платье, залезла на кровать, уселась так, чтобы грязными ногами не пачкать перину и сказала:

– Я сейчас в шар погляжу, а потом вас полечу.

Солдат, тяжело хромая, достал из ларца шар и протянул ей его. Девочка схватила шар так, как голодный схватил бы кусок хлеба и сразу, словно в омут, кинулась в него смотреть. И тут же заулыбалась. Смотрела она долго. Долго и неотрывно. Только дышала часто, словно бежала куда-то, а потом ее начало вдруг потрясывать, передергивать, словно судорогами или как от озноба, но она продолжала улыбаться, но как-то уже вымученно, а трясло ее все сильнее. Солдат не выдержал и выхватил шар из ее рук, а Агнес повалилась на бок на кровать, зажмурилась крепко и закрыла лицо руками. И лежала так, а потом с трудом села, затем слезла с кровати на пол, присела и помочилась, не разжимая глаз. Волков ошарашенно глядел на нее и, видя, что она так и осталась сидеть, спросил:

– Эй, ты в своем уме то?

– В своем, в своем, – холодно заметила Агнес, встала, покачиваясь, подошла, подняла платье, медленно надела его и снова зажмурила глаза. Стояла, терла их.

– Что с тобой? – Спросил солдат.

– Ничего, – медленно ответила девочка. – Просто глаза ломит, аж темнеет в них.

– Ведьму видела?

– Ведьму видела.

– Где она?

– В лесу прячется, вам ее бояться нечего, она вас больше боится. Уходить отсюда хочет.

– Точно?

– Точно. Днем и ночью коршуна-ворона ждет. Говорит, что он силы большой. Она боится, что ее господин с коршуном-вороном не совладает.

– А что за господин у нее?

– Не знаю, но его она тоже боится. Она хочет в своей дом зайти, там у нее есть вещица нужная, а потом уйдет отсюда.

– А висельника она сняла?

– Она, она. С ней сынок ее. Мертвый, но с ней.

– Да как она снять-то его смогла, – не верил солдат. – Может, кто помогал ей?

– Хватит уже спрашивать, устала я, – отвечала девочка. – Полежать мне надо, глаза ломит.

– А пол вытереть не желаешь? А то после тебя как на конюшне.

– Потом вытру, потом, – обещала Агнес.

– А ногу мне обещала полечить?

– Сказала же, потом! – Раздраженно взвизгнула девочка.

– Иди спать в людскую, – произнёс солдат и вытолкнул девочку за дверь.

В донжоне он собрал людей:

– Сержант, седлай коней, запрягай телегу, четырёх людей с собой берём, Сыч и монах тоже едут с нами.

– Куда едем, экселенц?– Спросил Сыч.

– В берлогу к ведьме, ты Сыч, пару вёдер жира из бочек возьми.

– Хибару её жечь будем?– Догадался Сыч.

– Будем, а там вода кругом, всё сырое просто так гореть не будет.

– А я еду?– Спросил Ёган.

– Поломойку найди, пусть уберётся в моих покоях, одежду к прачке снеси. Мне лучшее платье скоро понадобится. И к сапожнику сходи, скажи, что сапоги мне новые нужны. Да из лучшей кожи. Самые дорогие.

– Ни как праздник, какой намечается?

– Намечается,– коротко ответил солдат.

Сколько они не искали, сколько не ворошили убогий скарб ведьмы, ничего ценного найти не могли, Сыч с одним стражником в подпол лазил – все бестолку. Только травы сушёные, коренья уродливые, всякий мусор, да гнилое тряпьё.

– Ну не знаю где ещё искать, – говорил Сыч, было видно, что он устал,– в подполе пусто, кости только. Если только копать начать. Знать бы, что искать хотя бы.

– Если бы знать,– задумчиво отвечал солдат, поднимая на палке гнилую тряпку, – ладно, Сыч, пали хибару, палить то ты вроде мастер.

– Добро, экселенц, сейчас сделаю.

Но всё вокруг было сырым настолько, что даже облитый мерзким жиром хлам плохо горел. Хибара ведьмы сильно дымила и разгоралась с трудом. Но всё-таки пламя победило. Когда весь дом был охвачен огнём, солдат сказал:

– Ладно, поехали домой.

Добравшись до Рютте, солдат заехал на пепелище, где нашёл управляющего и, с ним одного городского.

– А это кто?– Спросил он.

– Нотариус,– хитро улыбался Крутец,– я пригласил его, что бы он удостоверил пожар, и что больше никакой собственности у Хирша здесь нет.