Линкольн Чайлд - Багровый берег [litres]

Теперь Проктор осторожно подошел к Констанс и сел рядом. Она скользнула по нему взглядом, слабо улыбнулась ему и снова уставилась в камин. Пляшущий огонек отбрасывал темные тени на ее фиалковые глаза и темные, коротко остриженные волосы.

После ее возвращения Проктор взял на себя обязанность опекать ее, зная, что именно этого и хотел бы его наниматель. Ее печальное состояние рождало в нем неожиданное желание защитить ее, и он не мог не относиться к этому без иронии, потому что Констанс в нормальном состоянии была не из тех людей, которые ищут защиты. И все же, хотя Констанс не говорила об этом вслух, она была рада его вниманию.

Он еще раз решил попытаться вытянуть из нее что-нибудь, помочь ей освободиться, хотя бы на время, от смешанного чувства вины и утраты, которое мучило ее.

– Констанс… – мягко проговорил он.

– Да? – ответила она, по-прежнему глядя на огонь.

– Я подумал, может, вы все же расскажете мне последнюю часть истории. Я знаю, вы уже рассказывали это прежде, но я так до сих пор и не понял, что случилось – что случилось на самом деле – во время борьбы с этим… существом, которое вы называете Мораксом, кем он был и как смог… одолеть мистера Пендергаста.

Констанс долго молчала. Наконец она шевельнулась и, не сводя глаз с огня, заговорила:

– Я рассказала вам о генетической аномалии, рудиментарном хвосте, который придавал Мораксу этот ужасный вид. Рассказала, как эксмутские ведьмы на протяжении многих поколений содействовали развитию этой аномалии путем скрещивания, словно выводили новую породу собак. Ведьмы помешались на его сходстве с изображением Моракса в старых гримуарах и каталогах демонов. К производителям относились как к недочеловекам, их содержали запертыми, в грязи – вернее сказать, по-скотски, – использовали в сатанинских ритуалах. Вот почему, когда Моракс вырвался на свободу, его жертвами по большей части стали члены ковена. Несколько невинных людей погибли случайно, просто оказались на его пути.

– Но… – Проктор поискал правильные слова. – Как этот урод мог одолеть мистера Пендергаста?

Констанс бросила взгляд на чайный сервиз, а потом снова уставилась на огонь:

– Он не одолел Алоизия. Демон погиб.

– Однако мистер Пендергаст…

– …жив, – резко закончила она его фразу, но Проктор впервые услышал нотку неуверенности в ее голосе.

Да и настороженность, которую она проявляла с тех пор, как вернулась, тоже постепенно исчезла.

Проктор протяжно вздохнул и еще раз попытался отвлечь ее от печальных раздумий:

– Но как эта тварь сумела убить столько народа?

– То, как с ним обходились, превратило его в социопата и зверя. Только одно могло сдерживать его, не считая цепей и плетей, конечно. Это было обещание, которым они постоянно его кормили, снова и снова: в один прекрасный день они выпустят его наверх, и он увидит солнце, будет купаться в его тепле и свете. Он был одержим этим. Когда он бежал из подземного лабиринта туннелей и попал в темную безлунную ночь, он решил, что его обманули. – Она помолчала. – Но его мечта все же сбылась… перед самой смертью.

– Много добра это ему принесло!

Констанс выпрямилась в кресле:

– Проктор, если уж мы заговорили о туннелях… я решила спуститься вниз.

Это неожиданное сообщение ошеломило его.

– Вы хотите сказать – вниз, где вы жили прежде?

Она не ответила.

– Зачем?

– Научиться… принимать неизбежное.

– Почему же нельзя делать это здесь, с нами? Вы не можете снова уйти туда.

Она повернулась и посмотрела на Проктора таким напряженным взглядом, что ему стало ясно: бесполезно пытаться ее переубедить. По крайней мере, это означало, что она наконец признаёт, что Пендергаста больше нет. Какой-никакой, а прогресс.

Констанс поднялась с кресла:

– Я оставлю записку миссис Траск, напишу, какую одежду и предметы первой необходимости оставлять в служебном лифте. Я буду есть горячее раз в день, в полдень. Пусть спускает еду в лифте, на закрытом блюде.

Проктор тоже встал и взял ее за руку:

– Констанс, вы должны выслушать меня…

Она бросила взгляд на его руку, потом посмотрела ему в глаза с таким выражением, что он немедленно отпустил ее.

– Благодарю вас, Проктор, за уважение к моим желаниям.

Она поднялась на цыпочки и легонько поцеловала Проктора в щеку, удивив его еще раз. Потом повернулась и, двигаясь почти как лунатик, направилась в дальний угол библиотеки, где за ложным книжным шкафом был скрыт служебный лифт. Она открыла шкаф, проскользнула в стоящий лифт, закрыла за собой дверцу и исчезла.

Проктор уставился туда, где только что находилась кабинка лифта. Это было безумие. Он покачал головой и отвернулся. И опять отсутствие Пендергаста ощущалось им как тень, окутавшая особняк и его, Проктора. Он чувствовал, что потерпел крах с Констанс. Ему нужно было время побыть одному и все обдумать. Проктор вышел из библиотеки, свернул в холл, открыл дверь, ведущую в устланный ковром коридор, и поднялся по винтовой лестнице в прежние жилые помещения для прислуги. На площадке третьего этажа он направился по коридору к двери своего обиталища в несколько маленьких комнат. Он вошел внутрь и закрыл за собой дверь.

Нужно было более энергично возражать против ее плана. Теперь, когда Пендергаста нет, за нее отвечает он, Проктор. Но он знал, что никакие его аргументы не помогли бы. Он давно понял, что, при всем его умении убедить почти любого, с Констанс у него нет ни малейшей надежды. Его участия требовали и другие семейные дела: самое неотложное – связаться с Тристрамом, сыном Пендергаста, который учился в швейцарской школе и ничего не знал об исчезновении отца. Оставалось только надеяться, что Констанс со временем научится смотреть в глаза реальности и примет случившееся… и вернется к жизни…

Рука в перчатке вывернулась сзади, обхватила его грудную клетку и сжала с неимоверной силой.

Захваченный врасплох, Проктор тем не менее инстинктивно прореагировал резким движением вниз – неожиданность реакции могла принести нужные результаты. Но напавший на него предвидел такое развитие событий и упредил его. Проктор тут же почувствовал укол иглы, которая глубоко вошла в его шею. Он замер.

– Не советую двигаться, – раздался странный шелковый голос, и Проктор, потрясенный до глубины души, узнал его.

Он не шевелился. Его поразило, что кто-то одержал над ним верх, что кому-то вообще это по силам. Как это стало возможным? А все потому, что он был занят своими мыслями и утратил бдительность. Он никогда не простит себе этого. Особенно потому, что знает: этот человек – злейший враг Пендергаста, воскресший из мертвых.

– Ты гораздо более опытен, чем я, в боевых искусствах, – продолжал гладкий голос. – Поэтому я позволил себе уравнять шансы. То, что ты сейчас чувствуешь в своей шее, – это игла. Я пока не нажал на поршень. В шприце доза тиопентала натрия, очень большая доза. Я попрошу тебя один раз, всего один раз: дай мне знать о своем согласии расслаблением тела. От твоей реакции будет зависеть, получишь ли ты дозу всего лишь наркотического действия… или летальную.