Линкольн Чайлд - Город Бесконечной Ночи

Гарриман с достоинством принял этот комплимент.

Озмиан повернулся на своем стуле и на секунду взглянул на панораму за огромным окном. Затем он снова повернулся к Гарриману.

— Похоже, мы находимся в патовой ситуации. Итак, вот что произойдет дальше. Я сниму с вас весь компромат, зачислю средства обратно на счет фонда имени Шеннон Круа и сделаю так, чтобы это выглядело как банковская ошибка. Взамен, когда вы уйдете, вы оставите мне оригинал этих письменных показаний и согласитесь не публиковать ничего о том, что случилось в Церкви Милосердной Богородицы.

Пока Озмиан говорил, Алвес-Ветторетто заметила, что Гарриман засветился. В своем кресле он буквально раздулся от самомнения и восторга, как павлин.

— А как быть с моими статьями об убийствах?

— Я хотел бы чистосердечно вас попросить, как мужчина мужчину, не пятнать имя моей дочери больше, чем вы уже это сделали. После нее было множество убийств, о которых можно писать все, что угодно.

Гарриман молча выслушал все это. Когда он заговорил, его голос звучал предельно серьезно.

— Я попробую. Но я должен вас предупредить, что если о вашей дочери появится информация, заслуживающая внимания общественности, мне придется об этом написать. Вы же понимаете?

Озмиан открыл рот, как будто собираясь возразить, но в итоге так ничего и не сказал. Магнат немного обмяк в кресле и слегка кивнул, давая понять, что понял.

Гарриман поднялся.

— Мы закончили. И я надеюсь, что вы вынесли нечто важное из всего этого, мистер Озмиан, а именно, что, несмотря на ваши деньги и власть, давить на прессу было плохой идеей. Особенно, если от лица прессы выступает репортер, настолько опытный и преданный своему делу, как я. Истина всегда найдет выход, мистер Озмиан.

Как только эта миниатюрная лекция по этике завершилась, репортер развернулся на одном каблуке и — даже не протянув руку для рукопожатия — с видом оскорбленного достоинства направился к двойным дверям.

Озмиан подождал, пока за Гарриманом не закроются двери. Затем он повернулся и вопросительно взглянул на Алвес-Ветторетто, которая кивнула ему в ответ. И как только она это сделала, то увидела, что напряжение — довольно сильно охватившее Озмиана после встречи с агентом Пендергастом, — теперь, казалось, полностью ушло.

Гарриман едва смог удержаться, чтобы не запрыгать от ликования в лифте, пока тот спускался в вестибюль. Его давление сработало! Впрочем, он был уверен, что оно сработает — еще с той темной ночи в своей квартире, за несколько дней до этого. Все, что было сделано, являлось всего лишь своего рода отлично отточенным мастерством репортера. И, по правде говоря, сейчас в разговоре с Озмианом он немного поскромничал: мало кто еще мог бы раскрыть злобные секреты этого человека так же быстро и основательно, как это сделал он сам.

Он победил. Он встретился на поле брани с великим и ужасным Озмианом, с оружием, выбранным самим магнатом — шантажом — и победил! То, как он полностью уступил, даже в таком больном вопросе, как его дочь, говорило о многом.

Двери лифта распахнулись. Миновав вестибюль и вращающиеся двери, Гарриман оказался на Вест-Стрит. Его мобильный телефон, который вибрировал один или два раза в течение последних минут его встречи с Озмианом, сейчас снова побеспокоил его вибросигналом. Он вынул его из кармана.

— Гарриман слушает.

— Брайс? Это Розали Эверетт.

Розали была одной из лучших подруг Шеннон Круа и занимала второе место в совете директоров фонда. Ее голос звучал необъяснимо взволновано.

— Да, Рози. Что случилось?

— Брайс, даже не знаю, как это сказать, и, тем более, не знаю, что с этим делать… но я только что получила по электронной почте целый ряд писем, содержащих кучу документов — финансовых документов. Похоже, их отправили случайно, только пять минут назад. Я не бухгалтер, но, похоже, все активы фонда — чуть меньше полутора миллионов долларов — были переведены с нашего бизнес-счета на частный счет на Каймановых островах, зарегистрированный на твое имя.

— Я-я… — прохрипел он, слишком потрясенный случившимся, чтобы произнести что-то связное.

— Брайс, это должна быть какая-то ошибка. Ведь так? Я имею в виду, ты же любил Шеннон… Но здесь все написано черным по белому. Все остальные члены правления тоже получали копии. Эти документы — Господи, здесь еще что-то прислали — все они утверждают, что перед праздником ты опустошил банковский счет фонда. Это же какая-то подделка, да? Или, может быть, всего лишь плохая новогодняя шутка? Пожалуйста, Брайс, скажи что-нибудь. Я боюсь…

Со щелчком ее голос оборвался. Гарриман понял, что его пальцы невольно сжались в кулак, оборвав звонок.

Через мгновение телефон снова зазвонил. После переключения на голосовую почту, он звонил снова, и снова.

Затем раздался сигнал получения текстового сообщения. Замедленными, странными движениями, как в плохом сне, Гарриман посмотрел на экран своего телефона.

Сообщение было от Антона Озмиана.

Почти против своей воли Гарриман нажал панель сообщений на своем телефоне, и послание Озмиана выскочило на экран:

«Идиот. Тоже мне, гордая опора четвертой власти! Во время вашего самодовольного триумфа при обнаружении этой истории у вас не возникло желание задать себе самый главный вопрос: почему я избил этого священника? Вот ответ, который вы должны были сами найти. Когда я был прислужником в церкви Богородицы, отец Ансельм надо мной издевался. И он меня периодически насиловал. Несколько лет спустя я вернулся в эту церковь, чтобы убедиться, что он больше не охотится за своими подопечными. И вот еще один хороший вопрос: почему мне предъявили обвинение только в мелком правонарушении, да и то быстро замяли? Конечно, была выплачена моральная компенсация, но и церковь отказалась поддерживать какое-либо уголовное расследование, потому что они знали, какая разрушительная информация выйдет наружу, если они это сделают. Теперь спросите себя: если вы опубликуете эту историю, то чьей стороне будет сочувствие общественности? На стороне священника? Или на моей? Даже более уместный вопрос, как поступит совет директоров „ДиджиФлуд“? Что целый мир подумает о вас за разоблачение насилия, случившегося со мной в юности, и последовавших за ним психических последствиях, которые я преодолел и основал одну из самых успешных компаний в мире? Так что давайте, публикуйте свою статью.

A. O.

P.S. Наслаждайтесь тюрьмой».

По мере того, как он с нарастающим ужасом читал это сообщение, строки начали мерцать и становиться блеклыми. Через секунду они исчезли, их сменил черный экран. Гарриман отчаянно пытался сделать снимок экрана, но было уже слишком поздно — сообщение Озмиана исчезло так же быстро, как и появилось.