Мэгги Стивотер - Все нечестные святые

Приникнув к экрану, он зорко высматривал образцы модных веяний, еще не добравшихся до южного Колорадо (большей их части вообще никогда не суждено было сюда добраться), и делал всё возможное, чтобы их скопировать. За такую прогрессивную позицию семья постоянно потешалась над Хоакином, но тот делал вид, что ничего не замечает (хотя замечал, и еще как). Он грезил о том дне, когда займет свое законное место за микрофоном и станет знаменитым Дьябло Дьябло, сорвиголовой, летящим на радиоволнах, и тогда уже подростки захотят походить на него.

Хоакин старался думать исключительно о Даниэле, но здесь, в грузовике, радио всячески его отвлекало.

Зато мысли Беатрис вращались вокруг одного-единственного предмета. Это было необычно, потому что, как правило, она могла удерживать у себя в голове множество идей – в отличие от Хоакина у нее это хорошо получалось.

А сейчас она думала только о Пите Уайатте.

За прошедший день Беатрис узнала, что этот самый Пит – обладатель предположительно гладкой кожи на локтях – прибыл в Бичо Раро, чтобы работать в обмен на тот самый грузовик, в котором они сейчас сидели. В первый момент ей показалось, что это несправедливая сделка, но она почти сразу же отвергла эту мысль, посчитав ее пристрастной; потом, спустя какое-то время, Беатрис снова поразмыслила на эту тему и, взвесив все факты, пришла к выводу, что это на самом деле несправедливо. В конце концов, вплоть до этого лета грузовик представлял собой настоящую развалину, поросшую травой и не подлежащую восстановлению, и Беатрис провела много долгих часов, возвращая его к жизни. Несомненно, это давало ей определенное право претендовать на машинку. Она не винила Пита за возникновение этой дилеммы: договариваясь о работе, он никак не мог знать, что Беатрис сама собиралась починить грузовик. Вот только конфликт интересов от этого никуда не девался.

От грузовика даже можно было бы отказаться, но теперь он служил единственным средством связи с Даниэлем.

Загнав себя в тупик и чувствуя из-за этого досаду, Беатрис открыла дверь кабины.

– Ты куда? – встрепенулся Хоакин.

– Проверю дальность передачи. – В течение дня Беатрис дважды проверила, хорошо ли запаяны все контакты, именно тогда Пит мельком видел Беатрис, ему не показалось. Пусть им никак не узнать, находятся ли Даниэль и кухонное радио в зоне вещания, но, во всяком случае, Беатрис может сделать всё от нее зависящее, чтобы передать сигнал как можно дальше. Оба кузена во что бы то ни стало хотели войти в контакт с Даниэлем.

Они оба пытались представить, что сейчас делает Даниэль. Хоакин воображал – хоть это и оскорбляло его благородные чувства, – что Даниэль забился в какой-то грот, точно пещерный человек, глодает высушенную ногу кенгуровой крысы, а его одежда уже превратилась в изодранные лохмотья. Беатрис представляла – хоть это и восставало против ее практичности – как Даниэль одиноко бредет по пыльной пустыне, причем похож на падре Химинеса, только наоборот: у него тело койота и голова человека.

Вздрогнув, Хоакин вытащил ключ из замка зажигания. Ему не хотелось оставаться в грузовике одному: сидеть одному в темной машине еще более жутко, чем идти сквозь темную ночь вместе с Беатрис. В последний момент Хоакин прихватил с собой бутылку воды, чтобы не умереть в пустыне от жажды (драгоценную бутылку он спрятал за пазуху), и фонарик (его он не стал засовывать за пазуху).

Беатрис с радиоприемником в руке уже выбралась из грузовика. Даниэль забрал с собой кухонный радиоприемник «Моторола», так что теперь у них остался второй – и единственный в Бичо Раро. Именно это радио играло ранее днем в сарае, когда его услышал Пит. Хоакин опасался, что, лишившись возможности слушать радиошум, лошади запаникуют, но Беатрис оценила вероятность этого события и сочла ее не очень большой. Статистика: на памяти Беатрис лошади ни разу не ударялись в панику; факт: одно радио никак не могло проигрывать передачи для всех лошадей в мире; статистика: Беатрис может никогда в жизни не увидеть, как лошади ударяются в панику; факт: кузены вполне могут на пару часов позаимствовать радиоприемник.

Помимо радиоприемника в руках Беатрис держала дробовик. Она полагала, что воспользоваться им не придется, но теперь мир представлялся ей куда более опасным местом, чем пару дней назад.

– Хоакин, – распорядилась она, – пожалуйста, освещай дорогу фонариком.

Хоакин разрывался между страхом перед невидимыми дикими зверями и опасностью быть обнаруженными Федеральной комиссией по связи, поэтому периодически – когда ему казалось, что они чересчур на виду, – прикрывал фонарик ладонью.

– Я слышал, что иногда тьма человека из семьи Сория обрушивается на других Сория, даже если те не вмешивались.

– Тем более, лучше засечь ее на подлете. Кто тебе такое сказал?

– Бабушка.

– Я тебе не верю.

– Ладно, – признался Хоакин. – Просто дело вот в чем: я видел, как мама рассказывала ей про Даниэля, и бабушка тут же встала и заперла заднюю дверь. Что ты об этом думаешь?

Скрепя сердце, Беатрис пришлось признать, что доводы Хоакина не лишены смысла.

Хоакин торжествующе хмыкнул, совершенно позабыв о необходимости соблюдать секретность.

– Раз уж ты собрался кричать, мог бы и посветить фонариком, чтобы мы видели, куда идем! – заметила Беатрис.

Вдалеке грянул гром, и кузены застыли как вкопанные.

Хоакин пригладил волосы дрожащей рукой и с тревогой поглядел на небо.

– Нас убьет молнией?

– Вряд ли, – ответила Беатрис.

Несмотря на то что небо над ними было чистым, горизонт прочертила огненная молния: за много десятков миль от них, над такой же пустыней, в какой находились они, бушевала гроза – непогода зачастую обрушивалась на других людей. Беатрис не особо опасалась получить удар молнии, хотя мимоходом подумала про антенну, соединенную с грузовиком: если буря подойдет слишком близко, придется вернуться и снять антенну. Скорее всего, удара молнии их маленькая радиостанция не переживет.

– Мы можем избавиться от этих потрескивающих помех? – спросил Хоакин.

– Не сегодня, – ответила Беатрис. – Тут нужно поработать. – Это напомнило ей о Пите Уайатте и о том, что она понятия не имеет, как долго сможет распоряжаться грузовиком. Она ощутила потребность сообщить обо всём этом Хоакину и сделала это, стараясь говорить тише, чтобы другим ухом прислушиваться к сигналу.

Когда она закончила, Хоакин пнул земляной холмик, но не сильно, потому что не хотел испачкать свои брюки с узором пейсли; а еще он тихонько выругался.

– Пит Уайатт!

Хоакин мало что знал о Пите Уайатте, и тот ему уже не нравился.

Сам Пит Уайатт тут был ни при чем, зато Майкл ни много ни мало оторвался от работы, дабы пропеть дифирамбы трудам этого парня, а Роза и Хоакин это слушали. Начал Майкл с малого, отвесив комплимент умению Пита моментально ухватывать суть любого дела; потом плавно перешел к восхвалению трудолюбия Пита, дескать, тот вкалывал даже под проливным дождем; затем пошел еще дальше, заявив, что это поистине приятно – видеть молодого человека, по-настоящему ценящего землю, и под конец безучастно заметил, что такой сын, как Пит, – недостижимая мечта любого мужчины.