Дмитрий Заваров - Осень на краю света

— И, однако, таким погожим днем грех не воспользоваться. Точно не будешь?

— Спасибо, воздержусь.

— Ну и хрен с тобой!

Беседка, аккуратная, свежая, искрящаяся каплями смолы — совсем не похожая на традиционные деревенские самоделки, — стояла под старой, развесистой яблоней. Струганые брусья подпирали идеально ровную пирамидальную крышу, тоже, между прочим, из металлочерепицы. Посреди беседки располагался синий пластиковый стол в окружении таких же пластиковых кресел. На столе стояли полупустая бутылка, банка с огурцами и тарелка с салом и хлебом.

— Прошу. — Федоров сделал широкий жест и плюхнулся на стул. — Чем богаты, председатель…

— С закусью нелады у тебя, товарищ капитан, — с видом знатока отметил Федькин.

— Да ты что! Я под это сало, между прочим, еще три таких пузыря уговорю.

— А что один-то?

— Как это один? — Федоров возмущенно фыркнул. — Не один я!

Участковый потянулся под стол, что-то там дернул — и хриплый голос запел тоскливую песню про Таганку. Оказалось, на стуле стоит радио.

— Первый признак алкоголизма — пить с радио-приемником, — шутливо заметил Федькин.

Он аккуратно втиснулся в узковатый для его габаритов стул, поерзал, одернул пиджак и повнимательнее присмотрелся к Федорову. Да, судя по всему, эта бутылка у него была уже не первая, а может быть, и не вторая. Массивное лицо мента раскраснелось, капли пота поблескивали даже сквозь ершик волос, мутные глаза явно испытывали проблемы с фокусировкой.

— Вот ты тут распиваешь, а я к тебе по делу, — сказал Федькин.

— Водка делу не помеха.

На тропинку между грядок резко выскочила серая кошка, так же резко остановилась, плюхнулась на задницу и, пикой выставив заднюю ногу, принялась вылизывать промежность.

Весь огород был уже убран, только возле забора торчали в разные стороны желтые палки облетевших малиновых кустов.

— Если не помеха, тогда ладно, — миролюбиво покивал председатель. — Давай тогда про дядю Федю Томина поговорим.

— Чего?

Федоров вскинул голову так стремительно, что чуть не выплеснул себя со стула. Лицо сделалось испуганным, пьяная дымка во взгляде поредела.

— А что ты так напрягся-то? — Председатель подозрительно всмотрелся в собеседника.

— Чего ты про Иваныча?

— Поговорить хотел. Чтобы ты повлиял. Одолел уже со своими скандалами.

И Федоров сразу обмяк, как воздух выпустили. Помолчал, пожевал губами, потом потянулся назад — там к стене крепился небольшой ящик, — достал еще одну рюмку. Налил себе и гостю.

— Не будешь?

— Нет.

— От героев былых времен не осталось порой имен… — затянуло радио небрежно-героическим баритоном.

Федоров выпил один: ловко подхватив стопку, буквально закинул водку в раскрытый рот. Понюхал хлеб, не спеша зажевал салом. Получилось у него это так аппетитно, что Федькин почувствовал, как рот его помимо воли наполняется слюной. По крыше стукнуло яблоко, погромыхивая, докатилось до края и сорвалось в траву.

— Хунька тебя прислал? — поинтересовался Федоров.

— Да не то чтобы Хунька, — протянул председатель недовольно. — Хотя, конечно, и он. Злится Тарас на твоего Томина. Сам понимаешь. А Тарас — человек серьезный, обид не спускает…

Федоров снова налил, но пить не стал: с пьяной сосредоточенностью уставился в тарелку с закуской, засопел. Солнце било в спину председателя, он чувствовал, как под воротником потеет загривок. Нужно было бы снять пиджак, но, возможно, Федоров воспримет это как желание остаться и продолжит донимать с водкой. На стол спикировал листок, крутанувшись, упал возле тарелки. Внезапно солнечный напор ослаб — на светило набежало одинокое облачко.

— Много на себя берет твой Хунько, — выдал наконец участковый и снова плеснул водку в рот.

— Он такой же мой, как и твой. — Федькин поморщился.

— Согласен, — мрачно кивнул собеседник. — Чего не пьешь?

— Не хочу!

— Не ори! — Федоров насупленно посмотрел на гостя.

За его спиной, между деревьями, виднелся сетчатый забор, густо заросший виноградом. Председатель знал, что, затеяв благоустройство участка, Федоров решил не трогать эту часть старого забора именно из-за зарослей. Присмотревшись, Федькин увидел и то, чем так гордился хозяин: плотные, крупные фиолетовые грозди заметно выделялись на фоне подсвеченной солнцем, желтоватой листвы.

— В этом году вроде бы больше, — сказал Федькин, чтобы перебить тему.

— Чего?

Федоров изумленно посмотрел на председателя, потом обернулся, следуя за его взглядом.

— А, ну да! — сообразил он и обрадовался. — Винограда в этом году — хоть на рынок вези. И, между прочим, чего это я на закусь-то не взял…

— Сиди уже!

— Ну, в общем-то, да… — согласился Федоров.

В этот момент откуда-то со стороны площади донеслись приглушенные хлопки: раз, другой, потом последовала целая очередь.

— Чего это? — вскинулся председатель.

— Приходит ко мне как раз сегодня утром дядя Федя… — невозмутимо начал Федоров.

— Когда весна придет, не знаю, — задушевно затянуло радио. — Пройдут дожди, сойдут снега…

— Да хрен с ним, с твоим Томиным, — перебил Федькин. — Это же выстрелы.

— Ну дык а я про что! — шлепнул по столу участковый. — Приходит, значит…

— Где стреляют? У магазина?

Федькин привстал, хотя это было бессмысленно: видимость плотно перекрывали разросшиеся яблони, вдалеке виднелись только облетевшие вершины тополей, что росли на площади. Осенние сады мирно купались в солнечном свете — на этом фоне продолжающаяся перестрелка звучала как-то ненатурально.

— Приходит и говорит… — гнул свое Федоров.

— Не хочешь проверить, что там у тебя творится? — жестко спросил председатель.

— Чего мне проверять, если я и так знаю, — пожал плечами мент.

— И здесь, на этом перекрестке, с любовью встретился своей… — сообщили из-под стола.

— Да? — Федькин опустился на стул. — Ну так расскажи.

— Я и пытаюсь. — Федоров потыкал в председателя пальцем. — Между прочим, сам не даешь. Слушай. Приходит ко мне сегодня утром Федор Иваныч. Водку пей!

— Не хочу! — рявкнул Федькин.

— Ну и правильно…

Федоров вылил остатки в рюмку и бросил бутылку под стол. Под столом звякнуло.

— Музыка народная! Слова народные! Исполняет автор! — напористо объявило радио.

Заиграла гармонь — разухабисто, с переборами, — Федоров обрадовался, обозначил плечами несколько плясовых жестов и так же разухабисто тяпнул водки.

— Приходит к тебе сегодня утром Федор Иваныч… — напомнил председатель.

— Да! — спохватился Федоров, проглотив сало. — Приходит и говорит: сиди, Вовка, дома, не высовывайся. Потому что Хунька твой — сука и буржуй, пора его, мироеда, в расход переводить. Ну я и сижу.