Август Дерлет - Тварь у порога [Сборник рассказов ужасов]

Незнакомец, худощавый, смуглый человек среднего роста, был в облачении священника англиканской церкви. Лет ему было, вероятно, около тридцати, на лице желтовато-бледном, даже оливкового цвета, тем не менее достаточно приятном, выделялся непропорционально высокий лоб; черные волосы были аккуратно пострижены и уложены, сквозь гладкую кожу острого подбородка просвечивала пробивающаяся щетина; он носил очки без оправы со стальными дужками. Ни телосложением, не чертами нижней части лица он не отличался от священников, которых я видел прежде, однако лоб у него был значительно выше, лицо смуглее, а выражение лица более интеллектуальное… и все же в нем неуловимо ощущалась какая-то порочность. В тот момент он явно нервничал. Зажег масляную лампу, тускло осветившую комнату, и — я не успел моргнуть глазом, как он уже швырял книги о магии в камин возле окна (там, где стена имела сильный наклон), который я не заметил ранее. Языки пламени пожирали тома с жадностью — переливаясь странными цветами и издавая неописуемо отвратительные запахи по мере того, как листы, исписанные странными иероглифами и изъеденные червями переплеты сдавались перед пожирающей их силой. Вдруг я увидел, что в комнате были еще люди — все с мрачным выражением лица, в церковном облачении; одежда одного из них говорила о том, что он — епископ. Несмотря на то, что мне ничего не было слышно, я уловил, что они сообщили тому, кто пришел первым, о чрезвычайно важном для него решении. Они, казалось, ненавидели и боялись его одновременно, и он, по-видимому, испытывал к ним те же чувства. Его лицо приняло жестокое выражение, однако я успел заметить, как дрожала его правая рука, когда он попытался ухватиться за спинку стула. Епископ указал на пустую коробку и камин (где пламя уже потухло и от книг осталась всего лишь кучка пепла), а его лицо дышало ненавистью. Тот, кто пришел первым, криво улыбнулся и протянул левую руку за маленьким предметом на столе. Лица присутствующих исказил страх. Процессия священнослужителей двинулась к люку в полу, и они, один за другим, начали спускаться по крутой лестнице; перед тем, как покинуть комнату, они оборачивались и угрожающе жестикулировали. Епископ удалился последним.

Тот, кто пришел первым, подойдя к шкафу, извлек оттуда веревку. Взгромоздившись на стул, он прикрепил один конец веревки к крюку в выступающей центральной балке из черного дуба и принялся делать петлю из другого. Думая, что он собирается повеситься, я бросился было к нему, чтобы отговорить и спасти его. Увидев меня, он прервал свои приготовления, при этом взглянув на меня с выражением ТРИУМФА, что крайне озадачило и обеспокоило меня. Он медленно сполз со стула и плавно заскользил по направлению ко мне с определенно волчьим оскалом на смуглом тонкогубом лице.

Неким шестым чувством я осознал, что на меня надвигается смертельная опасность, и вытащил тот странный луче-излучатель, надеясь применить его в качестве оружия для самозащиты. Почему мне пришло в голову, что он может мне помочь? До сих пор не знаю. Включив его, я направил луч прямо в лицо незнакомца, — бледно-желтое лицо засветилось сначала фиолетовым, затем розоватым цветом. Выражение экзальтации стало уступать место выражению дикого страха. Он остановился на полпути — затем, странно взмахнув руками в воздухе, начал, спотыкаясь, пятиться назад. Я видел, что он приближается к краю открытого люка, и попытался криком предостеречь его, но он меня не услышал. Через мгновение он упал навзничь в отверстие и исчез.

Я еле оторвал ноги от пола, чтобы подойти к люку — когда я все же добрался до него, то не обнаружил внизу никакого разбитого тела, зато услышал шаги спешащих наверх людей с фонарями — призрачная тишина оборвалась, и я опять слышал слова и видел людей в трехмерном измерении. Однако что-то, очевидно, привело эту толпу сюда… Может, шум, которого я не услышал? Вскоре двое впереди толпы (вероятно, простые селяне) заметили меня — и остановились, как вкопанные. Один из них взвизгнул: «А! Э-э-т-то с-с-лу-ч-ч-и-лось? С-с-эр? Опять?»

Тут они все развернулись и что было сил бросились прочь.

Точнее говоря, все, кроме одного. Когда толпа рассеялась, я увидел того мрачного бородатого человека, который привел меня на чердак. Он стоял поодаль с фонарем в руке, уставившись на меня, как зачарованный. Нет, он не испугался. Он поднялся ко мне на чердак и заговорил:

— Все-таки вы не оставили ее в покое! Мне очень жаль. Я знаю, что произошло. Подобное уже как-то случилось, и человек испугался и застрелился. Вам не следовало побуждать ЕГО вернуться. Вы ведь знаете, что ОН хочет. Вы не должны бояться, как тот человек, до которого он добрался. Нечто странное и ужасное произошло с вами, но дело не зашло так далеко, чтобы повредить ваш разум и разрушить личность. Если вы будете сохранять спокойствие и согласитесь с необходимостью сделать определенные радикальные изменения в вашей жизни, вы сможете по-прежнему наслаждаться всем на свете, так же, как и плодами вашей учености. Но здесь вам жить нельзя, и я не думаю, что вы захотите вернуться в Лондон. Я бы посоветовал вам поехать в Америку.

Вы не должны пытаться делать что-либо с этой… вещью. Ничего невозможно вернуть. Любые действия могли бы только ухудшить ситуацию. В конце концов, вы оказались не в таком уж бедственном положении, как могли бы; как бы то ни было, вы должны немедленно уехать отсюда и никогда больше здесь не появляться. Вы бы лучше поблагодарили бога за то, что не случилось худшего…

Я хочу подготовить вас по возможности мягко… В вас, вернее, в вашей внешности произошла некоторая перемена. ОН всегда является причиной этого. Но в другой стране вы сможете привыкнуть к новой внешности. В комнате есть зеркало, пойдемте, я провожу вас к нему. Вы будете шокированы, хотя и не увидите ничего отвратительного.

Меня почти трясло от смертельного страха, и бородатому человеку пришлось почти нести меня через комнату к зеркалу — при этом еще умудрился подхватить со стола неяркую лампу, которая все же светила ярче, чем принесенный им фонарь. Вот что я увидел в зеркале: худощавого, смуглого человека среднего роста, одетого в облачение священника англиканской церкви, лет около тридцати, с очками без оправы, но со стальными дужками, мерцающими чуть ниже непропорционально высокого лба желтовато-оливкового цвета.

То был молчаливый незнакомец, который пришел первым и сжег свои книги, и теперь до конца своих дней мне суждено жить во внешней оболочке этого человека!