Андрей Дашков - Пропуск

Я поймал себя на том, что чуть ли не впервые подумал о девке как о вероятном объекте удовлетворения. И содрогнулся от отвращения. Нет уж, я предпочитаю наших самок – с белой кожей, под которой видна каждая прожилка, с бескровными плоскими лицами и огромными глазами без белков. Жаль только, что попадаются они мне чрезвычайно редко…

Полдня ехала не останавливаясь. Рельеф – как телеса шлюхи откормленной, сплошные приятные округлости. То вверх, то вниз катим, будто на качелях. Но вот жестянка взобралась на очередной холм, и я смачно выругалась. Город лежал впереди, а на кой мне город?! На открытой местности еще можно затеряться, но в городе у одиночки шансов ноль. Привезла я малолеток в самую что ни на есть смердящую клоаку. Хорошо, если сразу убьют, а то ведь еще и надругаются сначала… Точно знаю: в городе худшее отребье собирается. То самое зверье, которое вроде бы ниоткуда. Подонки из подонков. Тянет их сюда; здесь им проще, в стае волчьей и по законам стайным жить. Прах к праху отходит, а дерьмо к дерьму липнет…

Этот орешек был мне не по зубам, и я решила его объехать. Однако на то, что я решила, судьбе наплевать. Она, судьба, все по-своему завертела. И, видать, было мне на роду написано то, что потом случилось.

Я никого своим базаром утомлять не хочу, сопли по стеклу развозить; ненавижу всю эту хрень, которой полно в черной книжке: как звали папашку, и папашку папашки, и папашку папашки папашки; где они жили, чем занимались и какие понты Богу выкатывали. Скучно это и даже мне не интересно. Потому дальше постараюсь излагать покороче. А с Ванечкой все-таки свиделись – про встречу, такую для меня желанную, умолчать не могу.

Случилось это на третьи сутки после того, как мы город миновали. Миновали, да не совсем. Напали на нас ублюдки уличные – целая банда на мотоциклах. Хорошо, хоть не засада то была, а так – непредвиденные обстоятельства. Они из рейда возвращались, награбленным барахлом отягощенные. Только это нас и спасло. Двоих сразу, в лоб протаранила; пока остальные тарахтелки свои разворачивали, проскочила. Потом, когда догоняли, конечно, туговато пришлось, однако автобус надежней оказался, чем я сперва думала.

Еще троих завалила, но байкеры настырные попались; на хвост сели и несколько часов не слазили. Ждали, пока у меня бензин кончится. Не дождались. А я неведомого умельца благодарила за то, что в автобусе дополнительный бак установил…

Потеряли шакалы терпение и попытались меня обойти. Тут бы мне напарница не помешала – спокойно бы их перещелкала. Но разве соплячка с автоматом управится? Ее ж отдачей в окно вышвырнет! Пришлось самой корячиться, работу кровавую делать. Ни на что уже не надеялась; потому, наверное, и уцелела. Пара свежих царапин – не в счет.

Снова чудом отбилась, жестянку из-под обстрела увела и детишек всех сберегла, только голубоглазой мякоть на попке прострелили. Ничего, заживет. Рана пустяковая, однако сидеть подруге моей боевой трудновато было. Она даже гордилась тем, что подранили ее. Вбила себе в башку, что теперь на меня похожа; все спрашивала, останется шрам или нет. Мои она увидела, когда в речке искупаться довелось, пыль и вшей с себя смыть. Корма у меня, правда, целая, если не обращать внимания на скорпиона татуированного. Девка пристала ко мне: что это, мол, у тебя, мамулька? Я уж не стала ей рассказывать, как некоторые мужики на «татту» западают. Ванька, помню, аж зубами, сучонок, впивался… О чем это я?

Ах да, насчет очередного приключения, которые меня утомлять начали… От города отъехала, очухалась, шкуру поврежденную слегка подлечила, и наступило самое время итоги подбить. Неутешительные. Жратвы – с гулькин хер осталось; патронов – четыре штуки; бензина в баке на полпальца плещется. Как ни крути, а надо было на охоту отправляться. Ненавижу я это дело – сама навроде зверя становишься, в бандюгу превращаешься, – но выход-то какой? Окромя работорговцев, меняться никто не хочет; чуть что – сразу стволы вынимают. Не успеешь подойти и окликнуть, как дыркой в башке наградят.

Для нас, бродяг, самый лакомый кусок – семейства оседлые. Те, которые объединяться не хотят, думают, что сами перебьются. Собственники гребаные. В земельке потихоньку ковыряются, брошенные домишки обживают, скотинку прикармливают. При малейшей опасности детенышей в подвал или в лес прячут, а сами запираются, оборону круговую занимают и свои смешные пукалки наружу выставляют. Редко, когда приличное оружие у них увидишь. Эх, души земляные…

На таких я и набрела вскоре. Убивать не стала, честное слово. Как в дом проникла, рассказывать не буду. Вам это знать ни к чему. Мужику, прыти от меня не ожидавшему, промеж ног сапогом двинула, чтоб не рыпался, а бабе его пощечин надавала. Даже ружьишки их хреновые не взяла – из такого дерьма и курицу не завалишь.

Потом предложила по-хорошему договориться. Мужичонка слабосильный злобно из угла зыркал, хозяйство свое жалкое, ушибленное, потирал, но что ему делать, кроме как соглашаться? Он же не знал, что у меня всего четыре патрона и на него хоть один истратить было бы непозволительной роскошью. Короче, договорились мы. Считай, по-хорошему.

Набрала я у них копченой собачатины и воды из колодца, заставила припрятанную бочку с бензином из землянки выкатить и в автобус погрузить. Ага, еще кусок «денима», который у них заместо рядюги на полу валялся, забрала, чтоб при случае голубоглазой джинсы сварганить. Если, конечно, та со мной останется. А пока рядом другие малолетки, любимчиков заводить не буду…

Семейству оседлому на прощание посоветовала к таким же, как они, прибиться. Вместе и жратву добывать, и оборону держать легче – от таких, как я. Стало быть, советом, стерва, расплатилась. Это немало. Доброе слово в наше время дорогого стоит. Иной бродяга их просто порешил бы, на сопротивление нарвавшись.

На неделю провиантом запаслась, однако патроны меня куда больше интересовали. Пришлось засаду устраивать. Выбрала удобное место, автобус в ближайший лесок закатила, детишек покормила, а сама несколько часов на повороте провалялась, пока шум мотора не услышала.

Легковая тачка перла. Одна. То, что надо. Поворот крутой, поэтому тачка притормозит неизбежно. Позиция у меня была прекрасная. Но что-то со мной непонятное творилось – мягкотелость какая-то наступила. Старческий маразм, наверное. Преждевременный. Чувствую: не могу водителя убить. Не могу – и все! Представила себя на его месте. А если тем более там парочка вроде меня и Ваньки или еще почище – меня и голубоглазой? Они ж тоже счастье свое маленькое, призрачное ищут и от ублюдков всяких спасаются! А я, выходит, шанса этого их лишаю и жизни заодно. Значит, сама от ублюдков ничем не отличаюсь. Однако же мир так устроен: или я, или они. Ненавижу эту житуху, ненавижу!..