Руслан Ерофеев - Хтонь. Человек с чужим лицом

Да, это была она — роскошная черноокая красавица, сумевшая приворожить самого влиятельного сановника империи. Агентов общества готовили очень серьезно. Конечно же, юноша знал, что вселившиеся в тело человека демоны необратимо изменяют его структуру. Но он не предполагал, что это происходит так скоро и так жутко. Подкупленный человек из Грузина доносил ему, что внешность графской полюбовницы «зело негоразда стала бысть ввиду того, что пьет настойку на зверобое и иных невинных травах с вознесения до поднесения, так, что лежит не дышит, а собака рыло лижет, отчего налилась, аки клюковка, тако, что гузно в кринолины не помещается, а ножищи распухли, что твоя грецкая губка» [48] Грецкая, то есть греческая, или туалетная губка – морское животное, которое, будучи высушенным, со времен античности использовалось в гигиенических целях. Кроме того, в античные времена она считалась ингредиентом, используемым при колдовстве. . Однако дело тут явно не в винопитии — без полива, как говорится, и капуста сохнет, и мало ли кто пьет на Руси. Чудовищные трансформации тела Минкиной неопровержимо свидетельствовали о том, что все зашло очень далеко… Но это также значило, что братья во Христе не ошиблись, и слуга Божий явился сюда не зря.

— Ну, что встал столбом, супостат? — басовито проговорила «монстра» и сделала несколько неуклюжих шагов вперед. Ей, судя по всему, нелегко было передвигать разбухшие, как сырые колоды, ноги. «Туп-туп» — деревянно стучали в пол притвора слоноподобные конечности. Свет подаренного гером Вениамином фонаря, который юноша поставил на пол, упал на лицо страшной бабы, и он увидел, что глаза ее смотрят в разные стороны — как говорится, один в Арзамас, другой на Кавказ. Но косоглазие это было не похоже на природное — казалось, будто громадную неуклюжую голову что-то распирало изнутри настолько, что даже глаза повылазили из орбит.

Вдруг при очередной вспышке молнии длинные распущенные волосы Настасьи поднялись кверху и встали стоймя, мало не доставши своими концами до потолка.

— А я сразу поняла, что ты не из наших! — удовлетворенно проговорила Минкина, остановившись в нескольких шагах от юноши и пристально оглядев его с головы до ног. Голос ее изменился, приобретя металлический тембр, а цепкий взгляд распяленных в разные стороны зенок пробрал юношу до костей словно мороз. За без малого две сотни лет до изобретения сканирования она видела насквозь. — Давай, ври, почто пришел, ворог?

По «морозному» взгляду юноша безошибочно понял, кто перед ним. Точнее, кто находится сейчас в теле Минкиной. Разумеется, эта сущность пребывала в нем уже давно, судя по общему его состоянию, но вставшие дыбом волосы свидетельствовали, что она в данный момент активна. Недаром на старинных иконах демонов изображали с подъятыми кверху власами [49] Рога, с которыми принято изображать демонов, – это относительно новое веяние в православной иконографии, оно пришло с Запада при Петре I. .

Минкина высилась над субтильным юношей словно гора, состоящая из десятков пудов жира. Неожиданно молодому человеку почудилось, что из широченной ноздри ее свесилось нечто, весьма напоминающее кончик крысиного хвоста, и тут же скользнуло обратно внутрь. Он потряс головой, чтоб прогнать наваждение, которое, верно, наслали на него бесы, дабы отвлечь от порученной ему миссии, и громко крикнул:

— Я пришел, чтобы убить тебя!

Полы плаща-крылатки разлетелись в стороны, и под ними обнаружился внушительный пистоль изрядной работы, богато отделанный серебряными узорами в виде православных крестов. В затвор этого чуда современной инженерной мысли был горизонтально вставлен предмет, более всего напоминавший губную гармонику. По всей длине «музыкального инструмента» располагались отверстия, в каждое из которых был вставлен заряд, способный остановить даже разъяренного быка. Головки пуль тускло блеснули в свете очередной вспышки молнии чистым серебром, и на каждой из них был вырезан крест — для вящей убойной силы, дабы пуля раскрывалась в полете подобно цветку и ранила сильнее, но и не только…

Узрев перед собой блестящие головки пуль с крестообразной нарезкой, Минкина взревела словно раненый зверь. В ответ раздалось два оглушительных хлопка — это юноша успел дважды взвести курок и столько же раз нажать на спусковой крючок. Подающий механизм исправно смещал смертоносную «губную гармонику» вправо, подставляя под боек новые заряды. Но две серебряные пули ушли «в молоко», а третьего выстрела сделать стрелку не дали: его запястье внезапно обожгла острая боль, он выронил пистолет, и чудесное изделие тайных мастерских общества Иисуса Сладчайшего покатилось по полу, гремя расколотым ложем. На руке юноши, вцепившись в нее мертвой хваткой, висела огромная, невесть откуда взявшаяся крыса.

Соло на «губной гармонике» оказалось сыграно на редкость фальшиво, и оконфузившегося музыканта ожидали теперь лишь пронзительный свист и тухлые яйца.

Минкина оглушительно расхохоталась:

— Убить меня?! Да ты в своем ли уме, щенок?!

Она протянула к нему скрюченную, опухшую до неузнаваемости длань размером со взрослую кошку и впилась в его лицо длинными острыми ногтями, более похожими на когти. Ланитам юноши сразу сделалось горячо. Но мгновение спустя «монстра» вдруг утробно охнула, отпустила слугу Христова и грузно осела на грязные доски пола, подогнув под себя неимоверно толстые, словно подушки, ножищи, а потом с глухим шмяком завалилась на спину. Позади стоял гер Вениамин со здоровенной оглоблей наперевес, к концу которой прилипли клочья черных волос и сероватые ошметки мозга:

— А я отчего-то знал, что тебе понадобится помощь!

Юноша впервые видел этого мрачного человека широко улыбающимся.

— Теперича спалим курву? — весело осведомился нежданный помощник.

— Надо бы еще кол в сердце вбить осиновый, как полагается, — деловито кивнул юноша, донельзя довольный удачным исходом дела, и отер с расцарапанного лица струйку крови.

Минкина не подавала ни малейшего признака жизни, и при одном взгляде на ее проломленный тяжеленной оглоблей череп было ясно как день, что она мертва. Однако пренебрегать мерами предосторожности все же не стоило. Но как удачно подоспел гер Вениамин!

Покуда «субботник» был занят подготовлением погребального костра из подручных материалов, юноша вышел на улицу. Гроза и ливень утихли, моросил мелкий противный дождик. Слуга Божий отыскал среди крестов на погосте наиболее подходящий для задуманного дела голубец. Тот был сработан из осины — дерева, на коем, по преданию, удавился Иуда, а посему оно было как нельзя более пригодно для угомона всяческой колдовской погани. Истово перекрестившись и мысленно попросив прощения у Господа за вынужденное кощунство — других подходящих к случаю деревяшек поблизости все одно не наблюдалось, — молодой человек без особенных усилий выворотил крест из могильного холмика и, неся его на плече, подобно Спасителю на пути к Голгофе, вернулся в помещение притвора. Там все обстояло по-прежнему: гер Вениамин занимался своим делом — разламывал на щепки несколько досок, наскоро отодранных от гробов; а госпожа Минкина — своим: лежала недвижно, вперившись в потолок остекленевшими выпученными зенками. Оба — и иудей, и православный, — не сговариваясь, решили, что погребальный костер следует устроить прямо здесь, в притворе. Вся колокольня, вероятнее всего, сгорит, но выбирать особенно не приходилось: на улице слишком сыро, а тело надобно уничтожить как можно скорее.