Руслан Ерофеев - Хтонь. Человек с чужим лицом

Казарин стоял, оглушенный словами Шкуркина. Все встало на свои места: и странные взгляды Пети-Фокусника, и подозрительная смерть старика-профессора, и этот сегодняшний случай.

— Артем, — тихо позвал умирающий. — Артем, а можно мне еще раз… фотку?

Казарин, не прекословя, отдал ему фотографию Насти.

— Твоя девушка? Какая же она красивая у тебя… — проговорил Шкуркин, с трудом поднеся к лицу руку, в немеющих пальцах которой был зажат небольшой картонный прямоугольничек. — Эх, сколько ж баб я недотрахал из-за этой падлы Фокусника! — И громадные слезы размером с хорошую виноградину каждая хлынули из его обведенных смертельным трауром глаз. — Отомсти этому гаду, Артем, обязательно отомсти!

Бедняга всхлипнул еще раз и надолго затих. Фотография Насти выпала из его ватных пальцев и плавно, как опавший лист, спланировала к ногам Артема. Еще раз взглянув на Шкуркина, Казарин понял, что тот мертв.

Казарин узнаёт, что инфаркт может приключиться от удара кирпичом по голове, получает самый лучший подарок в жизни и очень беспокоится о Насте.

Ни опухшие от халявного медицинского спирта санитарки, ни дежурный врач, которого Артем, не добившись ничего от младшего медперсонала, застукал в его кабинете кувыркающимся на кушетке с молоденькой медсестричкой, даже не подумали ударить пальцем о палец после принесенной Казариным вести. Да и он, признаться, говорил с ними очень уклончиво: мол, нашел пациента, пришибленного куском кирпичной кладки, свалившимся с крыши.

Казарин нутром чувствовал, что, если он хотя бы заикнется о том, что ему рассказал умирающий Шкуркин, живым он отсюда не выйдет. Скрутят сразу же и заколют до смерти. О методах советской карательной медицины он имел неплохое представление еще до того, как попал в этот дом скорби. Да и здесь насмотрелся сполна, чтобы в красках представлять, что с ним сделают. Парочку буйных уже вязали на его глазах. Существовало два вида вязки. За пять точек — кисти рук, ноги в районе голени и через подмышки и шею сзади. Привстать больной не в состоянии, но тазом двигает — может хотя бы ходить в подставленную ему утку. А самое жесткое — за семь точек: к прежним пяти добавляются пах и ягодицы. Тут уже не шевельнешься: только попробуешь привстать — и вязка прищемит тебе мошонку. И в туалет ходить в этом случае почти невозможно — приходится терпеть…

Тело Шкуркина санитары отправили в морг, а вход в заброшенное крыло здания в тот же день по личному распоряжению главврача забутовали кирпичом.

«Еще один “инфаркт микарда”, — догадался Артем. — Инфаркт кирпичом по башке».

«Синяя Борода», как называл Занюхина почивший в бозе Шкуркин, теперь вел себя тише дохлой мыши. Он даже больше не зыркал в сторону Казарина, упорно пряча от него блудливо бегающие косые глазки разного цвета. Он и в палате-то бывал редко — все больше отирался в комнате с телеящиком: по телевидению в сотый раз повторяли советскую «Сагу о Форсайтах» — сериал «Вечный зов», или, как его чаще называли в народе — «Вечный зёв» [4] «Ве́чный зов» — телевизионный многосерийный художественный фильм в жанре семейной саги, снятый по одноименному роману советского писателя Анатолия Иванова и рассказывающий историю сибирской семьи Савельевых, запараллеленную с великими историческими событиями, которые потрясли Россию в XX веке: войнами, революциями, коллективизацией. С успехом заменял советскому телезрителю популярные на Западе «мыльные оперы», будучи при этом чудовищно скучным, как и вся подобная кинопродукция. .

«Знает кошка, в чей тапок нагадила», — справедливо решил Артем.

А на следующий день пришли Настя и Стрижак.

— Ну, здорово, псих! — сказал милиционер, и мужчины крепко пожали друг другу руки, а Настя ловко чмокнула Артема в щеку.

— Все мы немного психи, каждый по-своему, — парировал Казарин, растирая пятерню, изрядно помятую силачом Стрижаком. — Просто в дурку попадают только те шизики, которые спалились. Сейчас, если хочешь знать, каждый нормальный человек — псих! — повторил он формулу покойного профессора, которая ему чем-то очень нравилась.

— Ладно, ладно! — не давал ему опомниться Стрижах — Ты хоть знаешь, какой сегодня день?

Конечно же, Артем в душе не ведал.

— Третье ноября! Третье ноября тысяча девятьсот восемьдесят третьего года! — торжествующе изрек милиционер.

— Ну и что? — тупо соображал Казарин.

— Видать, ты и вправду малость умом повредился, пока тут кочумал, — разозлился Стрижах — И вообще, надо хотя бы иногда читать собственный паспорт! Интересная книжица, гадом буду!

— Сегодня же твой день рождения, Артемка! — радостно улыбнулась Настя и потрепала его за уши. — Тридцать три тебе стукнуло!

— Да… вот оно что, — протянул Казарин. — А у меня и паспорта-то нету… Отобрали у меня паспорт.

Он и впрямь успел уже забыть, когда у него день рождения.

— Вот и ты дотянул до возраста главного героя еврейских народных сказок Иисуса Христа! — резюмировал Стрижах — Подарка у нас для тебя, извини, не припасено — да он тебе тут и ни к чему, подарок-то. Но зато у нас есть кое-что получше…

По тому, что Стрижака и Настю пропустили, никак не сообразуясь с днями, когда разрешено посещение больных родственниками, Артем уже и сам понял: случилось что-то из ряда вон выходящее. И не ошибся. Стрижак и примкнувшая к нему Настя принесли просто сногсшибательные известия.

По-видимому, ситуация с отстранением старшего следователя по особо важным делам Казарина от расследования резонансного убийства школьницы и последующим его увольнением с формулировкой «неполное служебное соответствие» затронула какие-то тайные пружины на самом верху. Пока Казарин беспробудно пил, зарабатывая себе белую горячку, из местного КГБ («Спасибо, Иван Иванович», — с неожиданной теплотой подумал Артем.) обратились в Генпрокуратуру СССР, и та инициировала общую проверку деятельности Светлопутинской облпрокуратуры. Сидор Карпович Вислогузов тут же слег в больницу с резким обострением сахарного диабета и прочих своих многочисленных болячек. Врачи запретили больному есть что бы то ни было, кроме постных каш. А уже через день он… скоропостижно скончался, не дождавшись обследования. По городу тут же поползли версии об убийстве и даже самоубийстве прокурора области. Самые горячие головы утверждали в кулуарах, что Вислогузова отравил его новый, недавно назначенный Сидором Карповичем зам — товарищ Козлюк, в целях дальнейшего продвижения по службе. Однако более осведомленные лица, близкие к окружению покойного прокурора, шептались, что Сидор Карпович двинул кони после того, как объелся эклерами, которые тайком пронес исстрадавшемуся на скудных больничных харчах прокурору его любовник — молодой актер местного ТЮЗа по кличке Зая (потому что играл заек, а может, и не только поэтому).