Уильям Тенн - Непристойные предложения

Миссис Бракс робко улыбнулась ему.

– Но, мистер Уинтроп, вы также тот единственный, без кого мы не можем вернуться. У меня семья, у мистера Мида тоже, мистер Поллок только что женился, он молодожен, а мисс Картингтон помолвлена. Мы все хотели бы вернуться, мистер Уинтроп.

– Мэри Энн помолвлена? – Похотливый смешок. – Никогда бы не подумал, глядя, как она крутится рядом с тем временным контролером. Эта блондиночка за любого ухватится.

– И тем не менее, мистер Уинтроп, она помолвлена. С бухгалтером из своего офиса. Хорошим, трудолюбивым парнем. И хочет вернуться к нему.

Старик вытянул спину. Пол-кушетка вздыбился и нежно почесал его между лопаток.

– Так пусть возвращается. Кому какое дело?

– Но, мистер Уинтроп… – Миссис Бракс облизнула губы и сцепила руки перед собой. – Она сможет вернуться, мы сможем вернуться… только все вместе. Помните, что нам сказали по прибытии эти временные контролеры? Мы все должны сидеть в креслах в здании с машиной времени ровно в шесть часов, когда они совершат то, что называют переносом. Если все мы не окажется там вовремя, они не смогут осуществить перенос, так они сказали. А значит, если один из нас, например, вы, не явится…

– Избавьте меня от своих проблем, – грубо перебил ее Уинтроп. Его лицо побагровело, губы растянулись, обнажив новые зубы. Запахло кислотой, по стенам поползли кровавые пятна – комната подстроилась под настроение хозяина. Зазвучало стаккато, зловещий рокот. – Все хотят, чтобы Уинтроп сделал им одолжение. Что они когда-либо сделали для Уинтрома?

– Э? – спросила миссис Бракс. – Я вас не понимаю.

– Конечно, черт побери, не понимаете. Когда я был мальчишкой, мой старик часто приходил домой пьяный и колотил меня. Я был мелким, поэтому все дети в районе тоже по очереди колотили меня. Когда я вырос, я обзавелся паршивой работой и паршивой жизнью. Помните Депрессию и фотографии очередей за хлебом? Как вы думаете, кто стоял в каждой чертовой очереди, по всей чертовой стране? Я, кто же еще. А потом, когда настали хорошие времена, я оказался слишком стар для нормальной работы. Ночной сторож, сборщик ягод, посудомойщик – все это про меня. Дешевые ночлежки, дешевые меблированные комнаты. Всем достается подливка – Уинтропу достаются объедки.

Он подобрал большой предмет в форме яйца, который рассматривал, когда вошла миссис Бракс, и мрачно уставился на него. В красном мерцании лицо Уинтропа казалось багровым. На тощей шее пульсировала крупная вена.

– Точно. И, как я уже говорил, у всех есть, к кому возвращаться, у всех, кроме меня. Разумеется, мне не к кому возвращаться. Само собой. У меня никогда не было друга, не было жены, не было даже девушки, которая не ушла бы сразу, прихватив мелочь из моих карманов. Так зачем мне возвращаться? Здесь я счастлив, у меня есть все, чего я хочу, и за это не нужно платить. Вы хотите вернуться, потому что чувствуете себя другими – неуютно, не в своей тарелке. Я – нет. Я привык быть не в своей тарелке: здесь я как дома. Я хорошо провожу время. Я остаюсь .

– Послушайте, мистер Уинтроп. – Миссис Бракс встревоженно наклонилась вперед и подпрыгнула, когда бугорок под ней тоже сдвинулся. Она встала, решив, что так сохранит хотя бы минимальный контроль над личным пространством. – Послушайте, мистер Уинтроп, у всех есть проблемы. С моей дочерью Энни я пережила такое, чего не пожелаешь заклятому врагу. А с моим Джулиусом… Но неужели вы считаете, что я должна перекладывать свои проблемы на других людей? Должна мешать им вернуться домой, когда их тошнит от автоматов-телепортеров, и пищевых автоматов, и, я не знаю, автоматов- автоматов …

– Кстати о пищевых автоматах, – перебил ее Уинтроп. – Вы видели мой новый пищевой фонограф? Последняя модель. Я услышал про него прошлым вечером, сказал, что хочу такой, и прямо с утра мне доставили новенький экземпляр. Никакой суеты, никаких неудобств, никаких денег. Что за мир!

– Но это не ваш мир, мистер Уинтроп. Вы ничего в нем не сделали, вы здесь не работаете. Даже если все бесплатно, вы не имеете на это права. Чтобы иметь такое право, надо принадлежать к этому миру.

– В их законах ничего про это нет, – рассеянно возразил он, открывая огромное яйцо и глядя на циферблаты, переключатели и втулки внутри. – Смотрите, миссис Бракс, двойные регуляторы громкости, двойные регуляторы интенсивности, тройные регуляторы витаминов. Что за прибор! С таким можно повысить содержание в пище масла, одновременно уменьшив ее сладость при помощи этой штуковины… а при помощи этой кнопки можно сжать всю порцию в один глоток, чтобы осталось место для других композиций. Хотите попробовать? Я поставил последний номер Унни Оэгеле, нового композитора с Альдебарана: «Воспоминания о марсианском суфле».

Миссис Бракс затрясла головой.

– Нет, по моему мнению, пищу должны подавать на тарелках. Я не хочу пробовать. Большое вам спасибо.

– Вы многое теряете. Поверьте, мадам, многое. Первое блюдо – легкое, быстрое движение, травы с Альдебарана-четыре, смешанные с пряным уксусом с Альдебарана-девять. Второе блюдо, «Консоме гранд», – намного более медленное, величественное. Оэгеле взял за основу бульон из белого чанда , похожего на кролика животного с Альдебарана-четыре. Видите, он использует исключительно местные альдебаранские продукты, чтобы намекнуть на марсианское блюдо. Понимаете? То же самое сделал Кратцмайер в «Долгом, долгом десерте на Деймосе и Фобосе», только эта вещь намного лучше. Более современная, если вы понимаете, о чем я. А в третьем блюде Оэгеле дает себе волю. Он…

– Пожалуйста, мистер Уинтроп! – взмолилась миссис Бракс. – Хватит! Достаточно! Я больше не хочу это слушать.

Она сердито воззрилась на него, пытаясь не дать губам презрительно наморщиться. Ей хватило собственного сына Джулиуса, много лет назад, когда он носился с безумными толпами артистов из Городского колледжа и часами бомбардировал ее непонятным мусором, который подцепил из газетных музыкальных рецензий и печатных заметок к грампластинкам. Она на собственной шкуре научилась узнавать эстетические подделки.

Уинтроп пожал плечами.

– Ладно. Но вы хотя бы попробуйте. Другие попробовали. Классический Кратцмайер или Гура-Хок им не понравился, они их выплюнули, и черт с ними. Но вы с самого прибытия питаетесь исключительно чертовой пищей двадцатого века. Вы с первого дня не выходили из комнаты. А как вы ее украсили – боже мой! От этой старомодности меня тошнит. Вы живете в двадцать пятом веке, леди! Проснитесь!

– Мистер Уинтроп, – строго произнесла она. – Да или нет? Вы будете вести себя хорошо или нет?

– Вам шестой десяток, – сообщил он. – Шестой десяток , миссис Бракс. В нашем времени вы проживете сколько? Еще лет десять-пятнадцать. В лучшем случае. А здесь можете прожить пятьдесят, даже шестьдесят. Что касается меня, думаю, я протяну не меньше сорока. Их медицинские машины творят чудеса. И никаких войн, никаких эпидемий, никаких депрессий – ничего. Все бесплатно, множество интересных дел, Марс, Венера, звезды. Какого черта вы хотите вернуться?