Роберт Стайн - Вкус ночи

— Ух! Как я счастлив!

Гаррисон влетел в закусочную. Он начал приплясывать перед Дестини, виляя задом и вскидывая руки над головой.

Дестини замерла за стойкой со стопкой грязных тарелок в руках.

— Как я счастлив! Как я рад! — восклицал Гаррисон.

Некоторые из посетителей засмеялись. Мистер Джи высунул голову из окошка кухни.

— Ты повар, помнишь? — крикнул он. — А не танцор. Марш на кухню, пока всех клиентов мне не распугал.

Ухмыляясь, Гаррисон нырнул за стойку. Он выхватил у Дестини тарелки и чмокнул ее в щеку.

— Гаррисон, ты с ума сошел? — прошептала она. — Что у тебя за проблема?

— Я в прекрасном настроении, — ответил он. — Разве это проблема?

Он снова попытался поцеловать ее. Дестини заметила, что мистер Джи наблюдает за ними и уклонилась.

Гаррисон подал грязные тарелки в окошко мистеру Джи. Дестини взяла свой блокнот с заказами и поспешила к двум посетителям у окна.

Когда она возвратилась, Гаррисон все еще усмехался ей. Он приблизил свое лицо к ее лицу.

— Вчера ночью было здорово, — прошептал он.

Она вытаращилась на него.

— Не поняла?

— Что с заказом? — из окошка снова показалась голова мистера Джи.

— Ах, да. — Дестини заглянула в блокнот. — Два гамбургера с ветчиной, без картошки и белый тост.

Она достала две белые кофейные чашки, подошла к кофеварке и наполнила их дымящимся кофе. Поставила на поднос рядом с пакетиком молока и отнесла двум мужчинам в кабинке.

Гаррисон снова ухмыльнулся ей.

— Ты меня не слышишь? Я говорю, прошлой ночью здорово провел время. Это было великолепно. Я к тому, что…

Дестини нахмурилась.

— Ты спятил? Какой еще прошлой ночью?

О нет. Внезапно на нее нахлынуло мощное чувство ужаса. В животе все сжалось, на мгновение закружилась голова.

Прошлой ночью?

А потом она увидела две красные метки на горле Гаррисона.

И все поняла.

Ливви. Опять.

Ливви взялась за Гаррисона. Сначала Ари, теперь Гаррисон.

Но почему?

«Неужели Росс не сказал Ливви, как я за нее волнуюсь? Что я делаю все, только бы помочь ей и вернуть ее к нам? Неужели Росс не сказал?

Зачем она преследует Гаррисона?»

Дестини резко отвернулась от него. Она не могла вынести вида двух ранок на его шее.

«Ливви стала на это способна лишь по одной причине, — решила она. Ее так трясло, что пришлось вцепиться в стойку, чтобы удержаться на ногах. — Только по одной причине…

Ее уже не спасти. Она действительно стала одной из них… зловещим порождением ночи».

— У меня волосы в порядке? — спросила Ливви. — Не представляла, что будет так трудно обходиться без зеркала.

— Выглядят замечательно, — ответила Моника, приглаживая волосы Ливви одной рукой. — Эта лиловая помада чертовски сексуальна.

Ливви фыркнула.

— Мою родню она просто из себя выводила. Как-то вечером папа поинтересовался, зачем я кошу под хэллоуинскую ведьму.

Сьюзи вздохнула.

— Счастливая ты. Мой папа никогда не уделял мне столько внимания. Он никогда не интересовался моей помадой… вообще ничем.

— А мне не хватает моих мамы и папы, — проговорила Моника, отворачиваясь к окну. — Они не заслуживали такой дочери. Они заслуживали кого-то получше.

Ливви мягко толкнула ее.

— Эй, не принижай себя. В тебе есть немало хорошего, ты же знаешь. Ты замечательная подруга. Ты добрая. Ты щедрая…

— Я вампир, — сказала Моника и пожала плечами. — Я свой выбор сделала, верно? Но иногда я в нем сомневаюсь.

— Просто тебе есть хочется, — заявила Сьюзи, поправляя лямки полосатого топика. — Мы все проголодались.

— Ночь вечеринки! — воскликнула Ливви.

— Все ночи — ночи вечеринок, забыла? — отозвалась Моника без особого энтузиазма.

— Эй, ты все еще кормишься на моем Альби? — поинтересовалась Ливви.

Сьюзи ухмыльнулась.

— Ага. Мы вдвоем. Мы с Моникой решили его поделить. — Она захихикала. — А он, бедненький, ни сном ни духом.

— Завтра полнолуние, — заметила Ливви, аккуратно нанося лиловые тени для век.

— Пфф. Рассказывай, — сказала Моника.

Ливви повернулась к ним.

— Будешь делать Альби вампиром?

Сьюзи пожала плечами.

— Что бы нет? Он милый.

Моника повернулась к Ливви.

— А что насчет таинственного парня, которого ты взяла в оборот?

— Он готов, — ответила Ливви. — С завтрашней ночи у него начнется совсем другая жизнь.

Моника покосилась на нее.

— Он реально сексуальный? Чего ты так вцепилась в него?

Злая усмешка заиграла на бледном лице Ливви.

— Потому, что он парень моей сестры. — Она захохотала.

Моника покачала головой.

— Странно. Как были у нас троих семейные проблемы, так и остались.

Ливви покачала головой.

— Никаких проблем, — тихо промолвила она. — Вообще никаких.

Летучей мышью Ливви пронеслась над своим прежним домом. Через окно на фасаде она разглядела Дестини. Та сидела на кушетке, а рядом с нею… точно, Гаррисон.

Везунчик.

Гаррисон обнимал Дестини одной рукой, свечение телеэкрана омывало их лица, играя на них красно-синими бликами.

«Ах, полюбуйтесь. Обнимашечки! Какая трогательная сцена. Наслаждайся моментом, Гаррисон. Завтра ночью ты будешь мой. А Дестини достанется Патрику. И все сразу пойдет по-другому.

Кончилась твоя прежняя жизнь. А новая вот-вот начнется».

Ливви расправила крылья и взмыла выше. «Один круг вокруг дома, — подумала она. — Дома, в который я никогда больше не вернусь».

В комнате Майки горел свет, но окно было задрапировано занавесками. Ливви сделала еще один круг и уселась на подоконник своей прежней комнаты над гаражом.

«Когда-то мы с Дестини делили эту комнату… до того, как начались убийства… до того, как пролилась кровь… до того, как пришел ГОЛОД».

Она видела свою постель, аккуратно застеленную. Своего старого плюшевого леопарда, который сидел на кровати, словно охранял ее. Полки с компакт-дисками, а над ними — плакат группы «Radiohead».

Она почувствовала внезапный приступ… чего? Печали? Одиночества? Тоски по своей былой жизни?

Ни за что.

«Ни за что. Я ничего не чувствую. Это всего лишь голод, и только».

Но она представила себе Росса. Вот они сидят, обнявшись, на краешке ее кровати. Ее руки в его волосах. Его руки крепко сжимают ее. Он целует ее… целует долго-долго, пока они не начинают задыхаться, пока их губы не становятся сухими и потрескавшимися. Они целуются, а потом…

«Нет!

Не хочу я ничего вспоминать. Ничего я не чувствую. Ничегошеньки».

Она оттолкнулась своими тоненькими ножками, изо всех сил захлопала крыльями, чувствуя кожей теплый воздух, и понеслась прочь от дома, в угольно-черную небесную высь.