Антон Вильгоцкий - Сувениры Тьмы

У коммунальных квартир Санкт-Петербурга есть одна запоминающаяся особенность. Очень высокие потолки. Такие высокие, что порой кажется - когда-то здесь обитали представители той вымершей расы, которые, по мнению некоторых ученых, значительно превосходили ростом всех прочих людей. Таких потолков не найдешь ни в типовых многоэтажках индустриальной эпохи, ни в большинстве частных домов - даже в возвышающихся над блеклыми крестьянскими хатами особняками цыганских наркобаронов. Можно не вспомнить, к кому ты заходил в гости в питерскую коммуналку десять лет назад, но высоченный ее потолок останется в памяти навсегда.

Быть может, люди, что возводили эти дома, надеялись на возвращение атлантов? Или, по крайней мере, на визит доброго великана из детских сказок? Кстати, о детях. Если даже здоровенным баскетболистам потолки эти кажутся чересчур высокими, какое же впечатление производят они на маленьких человечков, которых мы привычно именуем "цветами жизни"?

Грандиозное! Особенно - на тех из них, кто родился и вырос в таких квартирах. Комнаты кажутся просторными залами дворца, принадлежащего королю волшебной страны! А сама эта страна - она за стенами, там, где светит ласковое солнышко, неспешно движутся в голубом небе курчавые пышные облака, и щебечут на зеленых ветвях разноцветные пичужки. Тебе и только тебе, маленькая принцесса, принадлежит весь этот яркий огромный мир!

Все возвращается на круги своя, и площади, когда-то отобранные у прежних хозяев и с легкой руки государства заселенные Бельдыевыми и Гогоберидзе, вновь становятся местами обитания чьих-то семей - но не тех, разумеется, что жили здесь в начале прошлого века. Богатые граждане скупают проникнутые разрухой комнаты у их спившихся владельцев, делают евроремонт и превращают эти пережитки социализма в волшебные дворцы для своих детей. Да, малышка, этот мир - твой.

Однажды ей показалось - мир сошел с ума.

Она была слишком маленькой, чтобы осознавать реальный смысл происходящего, но - достаточно смышленой, чтобы подобрать подходящую аналогию. Мир сошел с ума. Он не мог быть таким жестоким раньше. Не мог быть таким еще вчера, и уже тем более - год назад, когда Паша помогал ей задуть девять разноцветных свечек на именинном тортике. Так плохо стало лишь по той причине, что мир обуяло безумие.

Наверное, это потому, что мамы больше нет. Так думала девочка, содрогаясь на жестком диване, служившем раньше любовным ложем ее покойной матери и отчиму Павлу. Да, мир так сильно тосковал, что сошел с ума от горя. Вот почему это происходит.

Тогда эта мысль помогла ей самой не рехнуться. Только она пульсировала в голове, затмевая собой все прочие пульсации - такие мерзкие и болезненные. Еще ей казалось, что она слышит голос матери - он успокаивал, заглушая скрежет пружин дивана, похотливое хрюканье отчима, хлопанье форточки и треск материи платья, последние обрывки которого срывали с нее сильные волосатые руки, еще вчера казавшиеся непоколебимым гарантом безопасности и покоя. Почему-то именно хлопанье форточки, а вовсе не боль и стыд, сильнее всего выводило ее из себя. Оно ведь было таким же, как и всегда, оно давало повод усомниться в том, что мир обезумел.

Потом и это прошло - сознание все-таки отключилось. Не от боли даже, а от чрезмерной интенсивности происходящего. Он слишком сильно придавил ее к дивану, как дети придавливают друг друга к стенке, играя на переменах в "Смерть".

Отчим, ничего не заметив, продолжал "трудиться" над бесчувственным телом и чуть было не раздавил девочку. Жизнь ей спасло лишь то, что он кончил и отвалился в сторону раньше, чем давление достигло критической точки. Очнувшись, она окончательно все поняла и подумала, что лучше бы он ее раздавил...

Потеряв сознание, Татьяна не потеряла способности видеть и двигаться. Она очутилась в каком-то странном месте, которое куда больше напоминало волшебный замок, чем их квартира пять лет назад. То был волшебный ледяной замок, и девочка моментально решила, что попала во владения Снежной Королевы.

А вот насильника-отчима рядом не было. И бирюзовое платье, что он разорвал в клочья перед тем, как лишить ее детства, снова было на ней. И между ног не болело. "Ух ты, здорово! - подумала Таня. - Стало быть, это сон. Значит, и то, нехорошее, тоже было сном. Я проснусь и буду жить, как прежде. Жаль, что мамина смерть мне не приснилась".

Таня пошла по сверкающему коридору, заглядывая во все попадавшиеся на пути комнаты и поминутно выкликая имена Кая, Герды, Снежной Королевы и даже самого Андерсена. Никто не отзывался. Ей показалось очень странным, что во всем огромном строении никого нет. Таня долго блуждала по анфиладам комнат, тщетно пытаясь кого-нибудь обнаружить, до кого-нибудь докричаться. Тщетно. Потом она оказалась, по-видимому, в центральном помещении замка - громадной круглой зале, в центре которой возвышался на покрытом инеем и кристаллами сосулек постаменте здоровенный ледяной шар. Он был наполнен зеленоватой жидкостью, напоминавшей морскую воду. Жидкость вела себя так, будто кипела, чего, разумеется, никак не могло быть. Таня остановилась прямо перед шаром и долго заворожено глядела на причудливые завихрения внутри него. Потом вспомнила о своем желании оказаться в чьем-нибудь обществе.

- Ну хоть кто-нибудь! - закричала она, приставив ко рту крохотные ладошки. - Идите сюда! Здесь так красиво!

- Сейчас! - казалось, это сам шар заговорил с ней. - Сейчас, я иду!

Внутри сферы возник не слишком четкий (он ведь был скрыт под толщей воды) человеческий силуэт. То был высокий, коротко стриженый мужчина в длиннополом черном плаще. Он не стоял на дне, а словно бы висел в самом центре ледяного шара, со всех сторон окруженный бурлящей жидкостью.

"Интересно, как он там дышит?", - девочка подошла поближе, чтобы рассмотреть его лицо.

- Меня зовут Таня, а тебя? - произнесла она.

В этот миг видение прервалось. Она снова лежала на диване в гостиной, боль была с ней, платье отсутствовало, а он, улыбаясь во сне, посапывал рядом...

Одноклассники и учителя считали ее слегка свихнувшейся - эту замкнутую девчонку, что всегда одевалась в черное и покупала тетрадки, на обложках которых были изображены не Дима Билан или Орландо Блум, а убийцы в масках и клыкастые монстры. Все будто бы забыли, что еще три года назад она совсем не была такой. Напротив, являла собой резво скачущий солнечный зайчик. Никому даже в голову не пришло спросить Танечку, что случилось - ведь перемена в ней произошла аккурат после смерти матери, так что причина, вроде бы, лежала на поверхности. Зачем травмировать и без того пострадавшую психику лишними расспросами?

Она и сама не знала, ради чего продолжает жить. Несколько раз пыталась прервать это глупое ничто, вскрывая вены первым, что попадалось под руку. Но всякий раз поблизости оказывался кто-то, мешавший ей завершить начатое. Один раз это даже был он. И если прочие люди задавали ей какие-то вопросы (она разумеется, говорила, что это связано с мамой), то ему и объяснять ничего было не надо, он сразу все понял сам. В тот вечер состоялся очень неприятный разговор, в котором он называл ее самыми мерзкими словами, которые она когда-либо в жизни слышала. Тогда она окончательно поняла - для него падчерица Таня является не больше, чем куклой для удовлетворения плотских потребностей (она уже знала, как все это называется). Он не признает за ней даже права на разум, эмоции, чувства. В его глазах она - вещь, которой он некоторым образом дорожит, но - так, как можно дорожить лишь вещью. В случае ее непоправимой поломки он будет горевать некоторое время, потом постарается раздобыть новую. Он потому и не хочет этой поломки, что достать такую "вещь" невероятно трудно...