Анна Алмазная - Выбирай! [СИ]

— Быстрее!

— Думаю, и так достаточно, — бросил Игорь и продолжил. — Знаешь, на счет спящего красавца… рассказывали мне в детстве легенду о двух братьях из замка. Младший со службы домой спешил, несколько дней скакал без отдыха. И так парню пить захотелось, что мочи не было… вот и остановил он коня у деревенского дома, окликнул девушку, что стояла у калитки, а когда она обернулась… Говорят, что есть в мире роковые женщины, в которых влюбляешься с первого взгляда. А она такой была: глазищи в пол-лица, как два омута, ну и утонул в них парень. Девушку через седло, домой, и родителям упал в ноги… мол, жить без нее не может. Родители поначалу не очень хотели безродную принять, да сын не первенец, четвертым был, замок, титул и прочее, все равно брату его достанутся, ну и разрешили.

— Как романтично, — вздохнула Аня.

— Нет там ничего романтичного, — отрезал Игорь. — Девчонка-то ведьмой оказалась. Младшего сына ей было мало, так она старшего охмурила, наследничка, ну и бежали они перед самой свадьбой.

Младший, говорят, как ведьму свою потерял, так с ума сошел, продал душу дьяволу, и…

— Что и? — не выдержала паузы Аня.

— Да ничего. Беглецов нашли в задрипанной таверне через месяц, ранним утром, как раз в день рождения старшего. Девчонка сидела на полу и плакала, а наследник спал, да вот только разбудить его так и не удалось. Он проспал еще лет сорок, прежде чем тихо умер во сне. С тех пор так и повелось — старшие сыновья из рода засыпают в день своего совершеннолетия, в двадцать один год.

— Почему не в восемнадцать? — насторожилась Аня.

— Потому как тогда совершеннолетие было слегка позднее. И детей было гораздо больше, да и рожали частенько с интервалом в год. Потому-то старшему брату и было двадцать один, а младшему как раз исполнилось восемнадцать. Но мы вернемся к спящим красавцам, не так ли? Некоторые из просыпаются, но, даже когда проснутся, живут не более недели. Говорят, что это месть младшего сына, который так и бродит по свету, не в силах умереть, и ищет свою ведьму.

— Красивая легенда…

— Да что в ней красивого? — огрызнулся Игорь. — Я ведь знал этого спящего красавца с фотографии, Алешей его зовут… Глупо познакомились. Дураком я был, с друзьями в замок ночью полезли.

Хотели посмотреть, что там и как… Закончилось как всегда: что-то хрустнуло, друзья мои сбежали, а я встретился с Алешкой. Странным он мне показался, нелюдимым, но мы как-то незаметно сдружились. Лешка родителей упросил, меня в замок пускать начали… А теперь уже пять лет, как он спит, жаль парня, и не помочь ему никак. Все из-за какой-то бабы…

— Веришь в легенду? — искренне удивилась я.

— А во что еще верить? Даже современная медицина не помогает, объяснить тоже ничего не может. Спит и все. Колдовство какое-то, честное слово. Родители его невесть сколько денег отдали, чтобы сына вылечить, все испробовали: колдунов, святых, целителей, и ничего…

— Грустно, — прошептала я, откидываясь на сиденье, закрывая глаза и погружаясь в звуки «My Immortal».

— И все же, в этом парне нет ничего красивого, — усмехнулась Аня.

— Есть, — ответил Игорь. — Деньги. Титул. Замок.

— И голос… бархатный голос… — прошептала я, и сама испугалась своих слов. Только теперь я вдруг сообразила, что очень явственно представляю себе не только лицо человека с фотографии, но и, к примеру, его фигуру. Быстро замелькали перед глазами неведомо откуда взявшиеся картинки: белоснежная рубашка, идеально повязанный шейный платок, утопающие в кружевных манжетах ладони, подающие мне бокал, мягкий шелк простыней. Горячие слова, жаркие поцелуи…

— Глупости, — оборвала я неуместные фантазии.

— Странные у тебя глупости, — пробурчала Аня. Игорь не отзывался, но внезапно мне показалось, что он сжал руль гораздо сильнее, чем это было необходимо.

Когда мы приехали, начался хаос. Игорь куда-то нас тащил, что-то нам показывал, угощал мороженым, прогуливал по набережной. Временами было даже приятно, но к вечеру я устала и выдохлась. Страшно болели ноги, ныло в висках, хотелось спрятаться в собственную норку, но вместо этого я аккуратно опустилась на бордюр фонтана, поглаживая икры, чтобы хоть немного снять усталость с отяжелевших ног. Бьет по глазам осеннее солнце. Оглушительно журчит рядом фонтан, вторит ему мелодия флейты в тонких руках симпатичного юноши в костюме Пьеро. Красиво играет… грустно. И так не хочется, чтобы та игра заканчивалась.

— Сыграй еще, — сую в протянутую руку Пьеро бумажку. — Сыграй. Он сминает купюру тонкими пальцами музыканта и чуть улыбается, отчего вздрагивает нарисованная на щеке слезинка, а потом подносит флейту к губам и застывает. Лишь пальцы его нежно гладят тонкий ствол инструмента, творя незамысловатую, грустную мелодию. Я заставляю себя вслушаться в слова Игоря:

— Скоро стемнеет. Сегодня полнолуние, в самый раз, чтобы навестить лабиринт желаний. Что мне за дело до лабиринта желаний? Краски вновь тускнеют, мир окрашивается в черный, и темное пламя проникает в кожу, добираясь до костей.

Я вижу как наяву старый сон: полная людей зала, глубокое декольте, тяжелое платье и туго затянутый корсет. Слабею… как же быстро я слабею… Я не могу дышать в сжимающей грудь клетке. Взгляд мой хаотично скользит по чужим лицам и вдруг выхватывает из толпы грустную улыбку Пьеро. От чего так кружится голова? От запаха духов или его внимательного взгляда? А он подходит все ближе, и я вижу темный рубин вина в протянутом им кубке. Мне нельзя пить… мне столько раз говорили, что нельзя, но я тянусь к вину, как к спасению. Пальцы мои унизаны перстнями, отчего рукам непривычно тяжело. Я не люблю драгоценности, но меня кто-то ими обвесил, как новогоднюю елку… чтобы похвастаться? Пьеро целует мне ладони, говорит что-то ласково, нежно. Я не разбираю слов, но печаль куда-то уходит, сменяясь светлой грустью. И когда он обнимает меня за талию, увлекая в танец, тело вдруг становится легким, как пушинка, а туго зашнурованный корсет уже не так и мешает… А потом поздний вечер, веранда, ласкающий занавески ветер и полная луна. Я протягиваю руку и пытаюсь стереть слезинку с щеки Пьеро:

— Это родинка, — усмехается он. — Ее не сотрешь.

— Боже, какая глупость эти легенды, — шепчу я, сглатывая и возвращаясь в реальность, к настоящему Пьеро, Аньке и Игорю.

И с чего бы это вспомнился застарелый кошмар, который заканчивался одним и тем же: темное пламя, пожирающее чью-то кожу, обнажающее розоватое, обугленное мясо. Тихий то ли всхлип, то ли стон, и вновь это хлесткое слово, после которого я все время просыпалась в холодном поту:

— Выбирай! А теперь вдруг эхом оно повторилось наяву:

— Выбирай! Идем домой или все же навестим лабиринт? Сглотнув, я встала, стараясь скрыть дрожь. На мгновение мне показалось, что голос во сне был голосом Игоря. Бред, быть этого не может… Пьеро и неведомый маскарад мне снились с самого детства, а с Игорем я познакомилась лишь месяц назад. Но кажется, что я его знаю уже давно… и уже давно ненавижу. Или люблю? Не мысли, а сплошные глупости. А солнце уже клонится к закату, окутывая все вокруг красноватым сиянием.