Дженнифер Макмахон - Огненная дева

– Ладно, – в каком-то оцепенении говорит Тео.

– Спасибо за содействие, – говорит детектив. Он поворачивается и направляется к толпе на заброшенном участке. Тео секунду стоит неподвижно, потом поднимается на крыльцо и входит в школу, потому что школа внезапно кажется самым надежным местом на свете.

Некко наконец достигает того места, где обычно купалась мама, прямо под старым мостом, с которого она потом прыгнула в реку.

В первые дни после смерти мамы Некко посещала это место. Она садилась на берегу, смотрела на Стальной мост и представляла, как мама стоит на краю с раскинутыми руками, словно огромная птица, готовая к полету.

«Почему, мама? Почему?»

Потом она снова и снова воспроизводила последние моменты их совместной жизни, словно закольцованную пленку воспоминаний, безуспешно пытаясь понять, что она могла сделать по-другому, как могла спасти свою мать.

В то последнее утро Некко рано ушла собирать банки и бутылки и обнаружила хороший улов. Именно она распоряжалась деньгами и определяла, когда запасы нуждались в пополнении, когда приходило время добыть больше денег, украсть в магазине очередную банку кофе или пачку сахара. Некко заботилась о том, чтобы у них хватало еды. Мама больше не отвлекалась на тривиальные вещи вроде продуктов или их происхождения. Каждый раз, когда Некко выражала беспокойство по этому поводу, мама говорила: «Великая Мать даст все, что нужно». «Как же, держи карман шире!» – думала Некко и отправлялась на свалку или на пиратскую вылазку в магазин.

Некко и ее мать неплохо питались тем, что выбрасывали другие люди: черствым хлебом, увядшими овощами, супом из мятых банок, слегка подпорченными фруктами. Они наполняли кладовую в Зимнем Доме мятыми пачками чая, вскрытыми пакетами муки, сахара и крупы с истекшим сроком годности. Они наполняли бутылки водой из раковин в общественных туалетах и питьевых фонтанчиков.

В то утро Некко вернулась в Зимний Дом с пятнадцатью долларами, вырученными за собранные банки и бутылки, и собиралась отвести маму в ее любимый кафетерий «Кофейная чашка», где можно было приобрести бездонную чашку за один доллар. Если там будет одна из дружелюбных официанток, им дадут дополнительную порцию рогаликов с пакетиками джема и мармелада. Мама любила мармелад. Они усядутся в зеленой виниловой кабинке, положат в кофе побольше молока и сахару и включат старомодный музыкальный автомат на столе. Мама знала все песни и иногда тихо подпевала, вспоминая лучшие времена.

Но, вернувшись домой, Некко обнаружила, что мама пакует вещи.

– Что происходит? – спросила Некко.

– Я решила, что сегодня нам нужно спуститься вниз по реке. Вернуться в лагерь. – Мама суетливо бегала вокруг, беспорядочно бросая вещи в коробки и сумки.

В холодные месяцы Глотатели Пламени рассеивались, находя укрытие в сточных тоннелях, заброшенных зданиях и других местах, где можно было уберечься от холода. После таяния снегов, когда деревья только начинали покрываться зеленью, они встречались в лагере под мостом Блэчли.

– Не слишком ли рано? – поинтересовалась Некко. – Ночи еще холодные, и мисс Эбигейл с остальными еще не вернулись.

– Думаю, нам будет полезно снова оказаться на свежем воздухе, – сказала мама. – Мы слишком долго сидели в духоте. Остальные скоро вернутся, а мы тем временем все для них обустроим.

По правде говоря, Некко скучала по обществу других женщин, особенно мисс Стелы. Некко не хватало совместных прогулок по лесам, полям, пустырям и болотистым местам в речной пойме ниже по течению, где они собирали съедобные растения.

– Почему бы тебе не перенести первую партию груза? – сказала мама. – Разведи хороший костер, и мы сделаем лепешки. Сполосни большую кастрюлю и поставь варить бобы. У нас будет настоящее домашнее торжество. Остальные почуют еду и быстро вернутся в лагерь.

Некко согласилась и нагрузилась припасами, включая бобы, коричневый сахар, патоку и консервированные помидоры, чтобы сразу приступить к делу.

– Я скоро приду, – пообещала мама.

Но так и не пришла.

Некко снимает рюкзак и тяжелые кожаные сапоги. Потом, не раздеваясь, входит в мутную реку. Ее пронзает холод. Здесь мелкая вода и песчаное дно, удобное для ног, но нужно беречься битого стекла и ржавого железа. Она низко приседает, окуная черные штаны и серую блузку – это единственный наряд, в котором она последнее время чувствует себя комфортно, потому что постепенно выросла из другой одежды.

До Потопа, когда она была ребенком, Некко любила плавать. Теперь она не выносит воду. Начинает паниковать, когда вода поднимается выше колен. Некко входит в реку, чтобы сполоснуться, но не задерживается в воде.

Она чувствует ледяной поток, который струится вокруг нее и омывает одежду. Некко наклоняется, набирает пригоршни песка и начинает оттирать пятна. Бурая вода кружится вокруг нее, становясь мутно-красной, и Некко думает, как хорошо, что здесь нет акул. Вообще нет рыбы и даже лягушек. Вода слишком грязная. Выше по течению находится старая бумажная фабрика, и видно пенистую и вонючую белую массу, которую сливают прямо в воду.

Некко решает побыстрее выйти из воды, не только из-за леденящего холода, но и потому, что эта вода вредна для маленького головастика, который растет внутри нее.

Она запрокидывает голову, чтобы сполоснуть волосы, и смотрит на облупившуюся зеленую краску металлической рамы моста, на огромные бетонные опоры, которые поддерживают мост. Некко думает о жизни, происходящей наверху, об автомобилях, водители которых не имеют понятия, что она находится здесь, в нижнем мире Эшфорда. Потом ее пронзает мысль, такая тревожная, что Некко сразу же отгоняет ее прочь. Что, если мать была права? Что, если дурной человек, тот самый Змеиный Глаз, на самом деле охотился за ними? Что, если это он убил Гермеса?

Нет, внушает себе Некко. Это невозможно. Она не поддастся этому безумию. Нужно придерживаться фактов.

Покрышки автомобилей, проезжающих по металлическому мосту, издают протяжные поющие звуки.

Мама называла его Поющим мостом – не только из-за автомобильного шума, но и из-за птичьих песен. Здесь гнездятся сотни, может быть, тысячи голубей, и они тихо воркуют; это не вполне песня, скорее довольные звуки. Когда Некко прищуривается и смотрит вверх, она видит голубей, снующих между опорами, как будто сам мост является живым и дышащим, воркующим существом.

Тем не менее металлические конструкции моста покрыты белым птичьим пометом. Мама называла его гуано . В ее устах даже название дерьма могло звучать экзотично.

– Мама, – говорит Некко, опустив голову в воду и слыша только шум текущей воды. Она знает, что бесполезно разговаривать с мертвыми – это лучше оставить Глотателям Пламени, чьи головы затуманены зельем, – но все равно находит в этом определенное утешение. – Хотела бы я, чтобы ты посоветовала, что делать дальше.